Мне казалось, сестра спускается вниз бесконечно. И я была не против, чтобы этот момент длился как можно дольше, настолько она была прекрасна. Домициан протянул руку, помог ей преодолеть последнюю ступеньку, и она стала, как богиня сошедшая на землю. Сестра подалась к Домициану, что-то прошептала ему на ухо, и я увидела, как отчетливо он покраснел. Зато и синяя тога стала выглядеть на нем лучше.
Мама подошла к сестре. Она была чудесно одета, накрашена и причесана, выглядела младше нас сестрой, и в то же время я видела ее зависть.
В последнее время мама намного лучше общалась со мной, чем с сестрой. Я была никем, сестра же была лучшей версией мамы — еще красивее, еще знатнее, и с будущим еще более сияющим.
Мама вложила в руки сестры букет из сухоцветов и пшеничных колосьев по давней традиции, и я удивилась, насколько уродливым смотрится этот букет рядом с сестрой. Насколько уродливыми смотрелись бы любые цветы.
Сестра коснулась губами маминой щеки, но мама приняла это с обжигающим холодом, не шевельнувшись. Папа обнял сестру, бережно, но в этой аккуратности не было ничего от любви, словно она была хрустальной вещью, которую он боялся разбить.
Домициан взял сестру под руку, а папа открыл перед ними дверь. Мы, всей процессией, двинулись в сад. За забором, с другой стороны дома, ревела толпа. Они ждали, когда совершится свадьба между императорской дочерью и безвестным, безликим политиком, который с сегодняшнего дня станет звездой.
Голос толпы казался мне прибоем, и я подумала о море. Мы шли сквозь сад, насыщенная летняя зелень источала аромат вечной юности. Я сорвала с куста одну из камелий, подбежала к сестре и поместила цветок ей за ухо. Это был мой последний шанс прикоснуться к ней, пока она еще не стала женой Домициана. Сестра поймала мою руку и погладила пальцы.
Я увидела храм. Сегодня он был украшен цветами, а земля была умощена вином и медом, дух от которых поднимался и тепло окутывал меня. Мы не вступили в храм, сегодня он был только для двоих влюбленных. Я подошла ближе всех, настолько, что даже поймала укоризненный взгляд мамы.
Шаги сестры и Домициана гулко отдавались у меня в ушах, и я с неослабевающим вниманием следила за ними. Домициан нежно вел сестру, и я поняла — он будет хорошим мужем. Потому что он не видел ее настоящей. Думал, она хрупкая и прекрасная куколка.
Тем лучше.
Они остановились у статуи, встали на колени, покорные воле бога, который однажды спас наш народ.
— Бог мой, — начал Домициан. — Позволь мне взять в жены любовь моего сердца, чтобы мы были счастливы и довольны, а оттого добродетельны. Позволь нам усладить твой взор благочестивой жизнью и в мудрости твоей распорядиться властью, которую ты дал нам.
Домициан смотрел в прекрасное, каменное лицо бога, заискивающе улыбался статуе, будто перед ним был живой человек.
Бог не всегда позволял случиться свадьбе, и если он не желал ее последствия были ужасны. В последний раз подобное случилось до моего рождения — молодожены просто упали замертво. Я испугалась, что подобное может случиться и с моей сестрой, прижала руку ко рту, почувствовала под пальцами пульс на губах.
Такого не должно было случиться. Домициан казался добродетельным и искренним, что соответствовало его Пути Человека, сестра же не шла против своего желания, что было важно для Пути Зверя. Браки между последователями разных путей случались редко вовсе не потому, что были запрещены богом. Наоборот, прежде такие союзы считались священными и воплощающими двойственное начало бога. Но последователи Пути Зверя всегда были в меньшинстве и часто вели образ жизни, который отвращал от них идущих Путем Человека.
И все же, вдруг нашему богу что-то не понравится?
— Мое желание стать женой этого человека сильно и страстно, и я достигла своей цели, теперь же дай мне вкусить удовольствие выполненной прихоти, — сказала сестра. Голос ее был сладострастным, и в то же время нежным. Я не знала, насколько наиграна эта нежность и насколько обращена она к Домициану.
— Позволь ей быть моей женой, — сказал Домициан.
— Позволь ему быть моим мужем, — прошептала сестра. Она смотрела не в лицо бога, а на его звериную маску. Затем Домициан смочил пальцами слезы в чаше, коснулся пальцами висков сестры. Она сделала то же самое с ним. И если бог не покарал их за неверное решение, это значило, что они готовы, и все происходит вовремя, как и должно быть.
Платиновые кольца блеснули на ладони у Домициана, и я заплакала, сама не зная от счастья или от грусти.
Что-то закончилось, что-то началось. Теперь моя сестра была замужем за этим спокойным, милым человеком, которому прочили большое будущее. Домициан смочил кольца в чаше, и они сестрой обменялись ими.
Камелия, которой я украсила сестру, упала на каменный пол, когда она обернулась ко мне уже замужней женщиной.
А если бы ты, дорогой мой, взял меня в жены, как того требует мой бог, я клянусь тебе — мы оба были бы мертвы.
Глава 10