Воображала

Прошел ровно месяц с начала моего пребывания в Делминионе, и курортный город, который должен был за неделю мне наскучить, удивительным образом не надоедал. Разогревалось море, и хотя сезон все еще не был открыт, иногда выдавались погожие деньки, в которые можно было поплавать.

Вечерами мы гуляли по набережной, на которую кидалось непокорное море, сидели в ресторанах, изучали мостики и улочки Делминиона, ставшие нам родными.

Ретика и Кассий, которые показались мне такими сложными и пугающими подростками сначала, стали неотъемлемой частью моей жизни. Я привязалась к ним, и мне нравилось проводить с ними время, да и они не так уж спешили от меня избавиться, как я ожидала.

Кассий и Ретика были очень одинокими детьми, и им, наверное, тоже хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом. Я многое о них узнала. Кассий, к примеру, рос без матери, и хотя отца он любил, они часто ссорились. Казалось, Кассий не ладит ни с кем, по его рассказам выходило, что у него вовсе не было друзей, хотя в определенном обаянии ему нельзя было отказать. Я и Ретика, хоть и с трудом, но общались с Кассием и даже считали себя по этому поводу дипломатически успешными людьми. От Ретики я даже удостоилась звания «укротительницы придурка», когда сумела запретить Кассию сыпать песок ей в волосы во время споров на пляже.

Честно говоря, я до сих пор не знала, как мне удалось. В мире еще оставались загадки, и это меня радовало.

Мое положение теперь было очевидно во всех платьях, которые я прежде носила, приближалось время смены гардероба. Чем яснее все становилось снаружи, тем проще было внутри. Прекратилась тошнота, все реже кружилась и болела голова, даже сонливость уступила место вполне естественной активности. Живот еще не доставлял особенного дискомфорта, и когда я не смотрела на себя в зеркало, то забывала о том, что у меня будет ребенок.

Иногда я специально размышляла о нем, чтобы подготовиться к его появлению в своей жизни. Я думала, что через шестнадцать лет мой ребенок ничем не будет отличаться от Кассия или Ретики, это будет такое же настоящее человеческое существо, как и все, что меня окружают. Однако, это будет существо, которое создам я.

Думая об этом, я чувствовала в себе невероятную силу, какой прежде и представить не могла. Я способна была создать настоящего человека. Это было удивительное, безупречно-радостное переживание своей божественности. Я способна была создать мыслящее существо, которое будет жить отдельно от меня, иметь собственные разум и чувства, и собственную судьбу. Я хотела наблюдать за ним, хотела вовремя отпустить, как птичку, у которой окрепли крылья, хотела дать ему все, чтобы он смог вырасти кем-то счастливым.

Сейчас, внутри моего тела, это существо набирало силу, чтобы прожить долгую и прекрасную жизнь. Я не была уверена в том, что люблю своего ребенка — сложно было испытать нечто столь глубокое к тому, кого еще не видел, но я знала, что жду его и что мне безумно интересно увидеть его.

Он словно был моим другом по переписке — я не знала его пола, имени, еще не чувствовала его движений, и в то же время я размышляла о нем, представляла, ждала нашей встречи.

Отвращение, которое я испытывала к своему телу в присутствии Аэция, сменилось радостью. Сейчас, когда он был далеко, я не воспринимала его как часть моего ребенка. Он был разве что донором генетического материала, не имевшим никакого отношения к тому таинству, что происходило со мной.

На его месте, убеждала я себя, мог быть кто угодно другой, и даже если бы я любила, это не было бы важным.

Интересно, думала я, ребенок меня уже слышит? А как он воспринимает меня? Если не знает мира за пределами моего тела, то я для него бог? Или его разум — разум маленького зверька?

Аэций звонил редко и говорил только с Кассием и Ретикой. Я забыла его голос и забыла бы его лицо, если бы периодически не читала газет.

От Северина и Эмилии с тех пор, как я отправила их в поместье, вестей не было. Как по мне, это было даже хорошо. Я не рассчитывала на их повторное появление в моей жизни ближайшие месяцев пять.

Жизнь, казалось, налаживалась. Дня четыре в неделю я занималась делами, которые мне присылали принцепсы со всей страны, решала, кто из них действительно нуждается в деньгах и в каком количестве, а работники банка, наверное, видели меня чаще, чем склочных старушек.

Я тратила свой личный капитал, и Аэций не вмешивался, хотя, я была уверена, он знал о том, что я делала. Может быть даже одобрял.

Я предоставила ему распоряжаться деньгами государства и знала, что он поступит с ними мудро, но деньги и ценности, принадлежавшие нашей семье он не трогал.

Вечером, после прогулки по Делминиону, мы брали в ресторане вкусную еду и шли на пляж, расстилали плед, с удовольствием разговаривали, ели и играли в карты, слушая ночное море.

Я все время вспоминала наш с сестрой обед у моря. Время суток изменилось, еда была другая, и другой была компания, но оставалось это вечное море.