О том, как супруг ее Атаринкэ пришел, чтоб пригласить последовать за ней, а она отказалась. Впрочем, об этом тот и сам хорошо знал, но разве не следует начинать историю с начала, от истоков? Поведала и о том, как еще раньше, вскоре после прибытия в Тирион, к ней подошел майя из свиты Намо и сказал, что идти ей в Белерианд по призыву Фэанаро не следует, ибо это приведет к гибели ее любимого мужа и сына Тьелпэ.
Нольвэ хмурился, а нолдиэ говорила ему о метаниях, о том, сколько слез пролила, проводив того, с кем расстаться казалось ей хуже смерти. Как провела все эти годы от Исхода до рождения Светил будто во сне. Что делала, о чем говорила? Сама не могла рассказать толком. Только помнились тьма и холод, голод и страх, гибель многих эльдар и постоянное ожидание нападения Моринготто. Но теперь, когда свет Анара разогнал мрак и согрел всех, поневоле стали закрадываться мысли. Что, если все не так, как могло показаться на первый взгляд? Почему она тогда так безоговорочно поверила? Почему не рассказала мужу обо всем? Теперь сама удивлялась. Но не поздно ли терзаться сомнениями? И как быть, если сердце рвется туда, за пролив, к землям, где теперь обитает ее супруг? Он жив, она чувствует это, хотя до сих пор еще ни разу не говорила по палантиру. Как ей быть и что делать?
— Что скажешь, дедушка? — спросила она и взволнованно всплеснула руками.
Нольвэ молчал, и Лехтэ в ожидании принялась осматривать сад. Эти дерева, и стены дома, что виднелись в просветах между стволами — все теперь ей виделось в новом, непривычном свете, словно со стороны. Если она решится в конце концов покинуть благой Аман, то, наверное, отчего дома уже больше никогда не увидит? Как же быть? Но ведь все равно придется выбирать и чего-то лишиться. Странно, до сих пор у нее не было ни малейшей возможности сесть вот так спокойно, ни о чем не думая, и перевести дух. Все куда-то бежала, спешила, делала… Кого-то звала. Впрочем, напрасно — не дозвалась.
Она вздохнула, а дедушка наконец заговорил, обернувшись и глядя прямо на внучку:
— Я бы мог сказать тебе многое, но ответы на все вопросы ты должна найти сама.
— Одна? — уточнила удивленная таким ответом Лехтэ.
Нольвэ серьезно кивнул:
— Да. Они должны быть только твоими и ничьими больше. Впрочем, помочь кое в чем я все же могу. Например, советом: забудь обо всем, что тебе кто-либо когда-либо говорил, советовал и просил. Слушай сердце.
Тэльмиэль подобралась и попыталась вспомнить дословно слова того майя.
— Дедушка, — вновь обратила она взор на Нольвэ, — у тебя дар предвидения. Скажи…
— Без тебя они погибнут совершенно точно, — ответил ей отец матери, — а с тобой есть шанс побороться.
— Но тот майя сказал совершенно другое.
— Я ваниа, и знаю Стихии лучше, чем вы все нолдор вместе взятые. Забудь обо всем, что он однажды сказал, и слушай себя.
Тэльмиэль склонила голову и, нахмурившись, прикусила губу.
— А почему ты раньше мне не говорил этого? Почему позволил отказаться уйти с супругом?
— Потому что ты бы не пережила Исход. Корабль, на котором ты должна была плыть, пошел ко дну; а если б вздумала идти с Нолофинвэ, то провалилась бы в полынью. А теперь доберешься.
Прямо над их головами на ветку опустилась птичка, и несколько лепестков, оторвавшись, закружились в воздухе, словно танцуя, а потом плавно опустились на волосы Лехтэ.
— Посмотри, — заговорил Нольвэ, жестом указывая на цветущие древа. — Вот эти вишни. Они уже отцветают, однако часть лепестков еще крепко держится. Но не все. Некоторые уже оторвались от корней своих, и их подхватил ветер. Подхватил и понес куда-то далеко-далеко, к новой жизни. Что с ними станет, куда они упадут? Никто не может дать ответ на вопрос, однако они уже не принадлежат прежней судьбе. А ведь им наверняка казалось, что так будет вечно — и эта ветка, на которой они росли, и цветки, и тонкий, неповторимый аромат, и визиты пчел. Но что было бы, останься они, вопреки природе, на дереве? Зачахли бы, засохли и в конце концов погибли. Так стоит ли жалеть, что тебе повезло и ты почувствовал зов судьбы? Впрочем, если попытаться оторвать листок, который еще крепко держится, то он тоже умрет.
Небо светило над головами невозможно ярко, дул легкий, теплый ветерок, принося откуда-то с лугов пленительный, тонкий аромат меда. Вдалеке слышалось пение птиц.
— Закрой глаза, — вдруг велел Нольвэ.
Лехтэ послушалась, а дедушка ей сказал:
— Забудь обо всем, что тебе говорил кто-нибудь прежде. Забудь о том, что тебя может ждать впереди. Отрешись от всего и открой разум.
Она послушалась, а ваниа продолжал, и слова его, текучие и плавные, словно тот самый мед, проникали в душу, убаюкивая ее, успокаивая и, казалось ей, указывая единственно верный путь. Все же деду она привыкла за всю недолгую жизнь верить больше, чем кому бы то ни было. И, конечно, гораздо больше, чем всем валар и майяр.