Проснувшись, она отчаянно пыталась отыскать в своём самочувствии какие-либо симптомы «интересного положения», как именовали беременность девочки в Смольном. Тошноты она не чувствовала, как и головокружения (не считая того, единственного раза в ванной комнате), а именно эти два симптома должны были непременно присутствовать у каждой женщины, ожидающей ребёнка. Может, у неё просто нервное истощение? О, как отчаянно Адель надеялась на это!
Через пару дней из поместья привезли угрюмую, смуглую крестьянку необъятных размеров, которую именовали Матрёной. Именно она принимала всех детей в округе барского поместья и считалась хорошей повитухой. Матрёна была крепостной Вяземских, а значит, лишнего болтать не будет.
Зайдя в комнату к перепуганной княжне, она молча поклонилась и невозмутимо направилась в туалетную комнату, чтобы вымыть руки с мылом.
Адель так и застыла посреди комнаты, трясясь, как осиновый лист. Никогда в жизни она не испытывала подобного стыда и страха!
— Что ж Вы стоите-то, барышня? — удивилась Матрёна, возвращаясь в комнату и застав княжну на прежнем месте. — Ложитесь-ка на кроватку. И не бойтесь Вы так, не съем я Вас!
Отчаянно краснея, Адель повиновалась и легла на постель, приподняв подол сорочки до колен. Осмотр был просто пыткой для неё, но закончился он довольно быстро, правда, оказался немного болезненным.
Закончив, Матрёна молча направилась снова мыть руки, а Адель села на постели, подтягивая колени к груди и трясясь ещё сильнее. Она чувствовала, как зубы у неё стучат, словно от невыносимого озноба, и она не в силах контролировать это. Наконец, Матрёна снова показалась из туалетной комнаты и со вздохом приблизилась к побелевшей княжне.
— Ну что ж, барышня… — немного замялась она, — в положении Вы. Срок мал пока, и если хотите, можно плод того… вытравить. У меня и травка специальная есть, правда, больно будет…
— Что? — посеревшими губами переспросила Адель, в голове которой сразу же прочно засело ужасное слово «вытравить». — Нет-нет… я не хочу!
— Это как угодно, барышня, не всякий готов грех на душу брать, — согласилась, вздыхая, Матрёна. — Только… тогда под венец Вам нужно, и поскорее, пока не прознал никто. Я-то уж молчать буду, как молодой барин и велел.
Адель почти не слушала её, она пыталась осознать, что внутри неё зародилась маленькая жизнь, плоть от плоти её и Александра. Значит, отдавшись ему, она понесла…
Внезапно она почувствовала себя такой счастливой и несчастной одновременно! У неё теперь снова появится смысл в жизни! Этот ребёнок будет принадлежать только ей, ибо Александр никогда не узнает о нём. У него скоро будет ребёнок от Жаклин, вот пускай и растит его, а её малыш будет носить другую фамилию и никогда не узнает, каким расчётливым подлецом был его отец!
Его отец… Беспристрастная, жестокая память внезапно вернула Адель в такие сладкие и волнующие воспоминания о том событии, что привело к зачатию этого ребёнка… Она вспомнила, как была счастлива в его объятиях, закрыв глаза, она явственно ощутила вкус его губ, нежность прикосновений, будоражащую музыку страстных стонов… Это было невыносимо больно!
С трудом стряхивая с себя магию этих воспоминаний, девушка вынуждена была вернуться к мыслям более приземлённым. Ей ещё предстояло признаться брату в том, что она беременна. Но не это пугало её сильнее всего, а то, что будущий ребёнок теперь диктовал свои условия, отсчитывая время не в её пользу.
Итак, срок её беременности — около двух месяцев. Всё верно, именно столько прошло с той ночи, проведённой ими вместе…
Самое ужасное, что ситуация с возможным замужеством Адель теперь сильно усложнилась. Как Мишель признается князю Оболенскому, что его опозоренная сестра нуждается в срочном замужестве, потому что ждёт ребёнка от коварного соблазнителя? О, большего стыда и унижения им с братом ещё не доводилось испытывать!
Адель стало безумно страшно от предполагаемой реакции Владимира Кирилловича. А вдруг он откажется помочь ей? И что тогда делать? Срочно уезжать в Америку и уже там, за океаном рожать незаконного ребёнка? Впрочем, незамужняя девица, родившая ребёнка вне брака станет изгоем и в Америке, так что путешествие через океан ничего не изменит…
Михаила целый день не было дома: его вызвали в полк, узнав о возвращении князя в Петербург. Встретившись с друзьями, он засиделся с ними в трактире допоздна, позабыв о времени.
А Адель, тем временем, нервно мерила шагами свою комнату, размышляя, не лучше ли передумать и ничего не говорить Оболенскому о её позоре.
Чисто теоретически, существовал ещё один выход. Её отец и брат могли заставить Александра Бутурлина жениться на ней и ответить за свой поступок. Но, как она будет жить с человеком, которому больше не доверяет? Каждый день ждать от него подвоха, сомневаться в каждом слове и взгляде? Осознавать, что их брак основан только на принуждении? Нет… это ещё хуже, чем делить брачное ложе со стариком!