Вопреки себе (СИ)

— Тогда в чём же состоит моя вина, граф? За что я задержан, словно преступник? — голос Александра дрогнул от с трудом сдерживаемого гнева, чем ещё пуще напомнил Бенкендорфу голос Павла Бутурлина.

— Меня интересует истинная причина Вашего пребывания в Петербурге! — Бенкендорф вдруг нахмурился и сменил притворно-вежливый тон на жесткий и холодный — тон истинного полицейского.

Александр не успел даже открыть рот, чтобы ответить, как внезапно раздался стук в дверь, которая тут же распахнулась, впуская бодрого и улыбающегося князя Оболенского и семенящего вслед за ним личного адъютанта шефа жандармов, видимо, пытавшегося безуспешно остановить назойливого посетителя.

— Александр Христофорович, батюшка, да к тебе нынче не пробиться! — весело воскликнул Оболенский, не обращая никакого внимания на щуплого адъютанта, всё ещё пытавшегося преградить ему дорогу.

— Простите, ваше сиятельство, — взволнованно проблеял адъютант, испуганно глядя на своего шефа, — я пытался объяснить князю Оболенскому, что Вы заняты, но…

Вместо ответа Бенкендорф нетерпеливо поднял руку, прерывая своего незадачливого секретаря, и тут же сделал ему знак выйти из кабинета. Он сердито поглядел на Оболенского, который явился так некстати и помешал такому важному делу, как допрос потенциально опасного подозреваемого.

— В чём дело, князь? — сухо поинтересовался Бенкендорф, — Я сейчас действительно не могу принять Вас: у меня беседа с задержанным.

— Так по его душу я тут и штурмую твою крепость, дорогой Александр Христофорович! — Оболенский улыбнулся своей самой открытой и благодушной улыбкой. — Ты же знаешь, что я вчера женился, да только вот одного из самых долгожданных приглашённых гостей потерял. Сначала думал, что он заблудился, а потом узнаю, что это ты, оказывается, его пригласил на беседу! Вот и примчался с утра, чтобы мой крестник хоть на второй день свадьбы успел.

Во время этой задушевной речи, высказанной с самым искренним и простодушным видом, Владимир Кириллович тепло взглянул на застывшего от неожиданности Бутурлина и по-отечески положил ему руки на плечи. Со стороны казалось, что Оболенский постоянно поддерживал дружескую связь с семейством своего покойного друга, поэтому и пригласил своего крестника на свадьбу. Этот спектакль был предназначен исключительно для Бенкендорфа, и Александр сразу сообразил в чём дело и подыграл князю, виновато улыбаясь и пожимая плечами: что я, мол, могу поделать?

Бенкендорф не сводил Оболенского и молодого Бутурлина внимательного взгляда, ища следы предварительного сговора, но ничего подозрительного так и не смог разглядеть. Похоже, они давно не виделись и искренне были рады друг другу. Что ж… переписываться с семейством Бутурлиных не было запрещено приговором трибунала, да и въезд в Россию им не воспрещён… но что-то здесь не так, Бенкендорф чувствовал это. У него появилось стойкое ощущение, что его пытаются одурачить.

— Молодой человек, подождите в приёмной несколько минут, — сухо кивнул он Александру, указывая взглядом на дверь. — Скоро мы продолжим нашу беседу.

Александр вышел в приёмную и опустился на один из двенадцати стульев, предназначенных для посетителей. Он пытался прислушаться к беседе своего нежданного спасителя с шефом тайной полиции, но до него доносился лишь неясный гул голосов, из которого невозможно было разобрать ни единого слова.

Внезапное появление князя Оболенского взволновало и удивило Александра: он не ожидал его помощи. Видимо, Мишель, который пообещал помочь ему, решил подключить к этому делу своего новоиспеченного родственника. Александр внезапно вздрогнул, представив, что Владимир Кириллович совсем недавно покинул супружеское ложе, которое делил с молодой женой… Сколько же времени прошло с того момента, как разжались объятия юной княгини Оболенской? Недаром князь светился от счастья, словно двадцатилетний юнец после бурной ночи любви!

Александра и так всю ночь преследовали жестокие видения, в которых Адель лежала в объятиях своего мужа, а тут он внезапно получил доказательство своих подозрений. Обжигающая ревность накрыла новой волной, и Бутурлин лихорадочно сжал ладонями виски, пытаясь избавиться от мучительной картины, застывшей перед глазами. При одной только мысли, что князь прикасался к Адель, сердце Александра начинало рваться из груди, а мысли об убийстве соперника непрошено лезли в голову.

Разумеется, никакого убийства не будет… Оболенский ни в чём не виноват, напротив: он спас Адель от позора и бесчестия, поступил очень благородно, да ещё и Александра примчался выручать. Господи, будь её мужем кто-нибудь другой, Александр не задумываясь вызвал бы его на поединок, но Владимир Кириллович… против него молодой граф Бутурлин был бессилен. Этот человек был одним из друзей его покойного отца, к тому же, являлся его крёстным отцом. Нет, было бы черной неблагодарностью обвинять его в своих несчастьях.