Вопреки себе (СИ)

Ещё около пятнадцати минут Александр сходил с ума в неведении и ёрзал на стуле в приёмной, затем двери распахнулись и на пороге показался граф Бенкендорф. Шеф жандармов имел недовольный вид, словно его заставили сделать что-то против его воли. За ним следовал улыбающийся, как всегда, Оболенский.

Александр встал и непонимающе взглянул на Бенкендорфа, который протянул ему пакет с его бумагами, изъятыми жандармами.

— Вы свободны, молодой человек, — холодно сказал граф. — Условия освобождения Вам пояснит князь Оболенский. Впредь советую Вам не пересекать границы России без крайней необходимости, учитывая прошлое Вашего батюшки. Честь имею, господа!

Александр даже не успел ничего понять, как шеф жандармов, сдержанно кивнув Владимиру Кирилловичу и смерив мрачным взглядом Бутурлина, развернулся и торопливо направился прочь из приёмной, автоматически чеканя шаг, словно на военном параде. Недоумённо провожая его взглядом, Александр до сих пор не мог поверить, что он свободен. Как Оболенскому удалось уговорить самого Бенкендорфа?! Невероятно!

— Думаю, нам пора покинуть это гостеприимное учреждение, — спокойно заметил Оболенский, положив руку на плечо крестника.

Александр очнулся от удивления и обернулся к нему, собираясь поблагодарить князя за своё спасение, но Владимир Кириллович едва заметно подал ему знак молчать: в стенах третьего отделения откровенничать было опасно. Заговорили они только в карете, что ждала князя у ворот.

— Ну, вот и встретились мы, Саша… — тяжело вздохнул князь. — Жаль, что при таких обстоятельствах.

— Да… жаль, — пробормотал Александр, смущённо глядя на своего крестного отца. — Благодарю Вас за помощь, Владимир Кириллович. Я до сих пор не могу поверить, что отделался так легко. Как Вам удалось убедить Бенкендорфа в моей невиновности?

— Я в долгу перед тобой и твоей матерью, — тихо ответил Оболенский, — за то, что не смог помочь Павлу… и за то, что не сумел отыскать вас после его смерти, хоть и пытался, видит Бог. Так что, тебе не за что благодарить меня. А что до шефа жандармов… есть у меня к нему определённый подход, но это уже не так важно.

— И всё же я очень благодарен Вам, — повторил Александр. — Вы всегда были добры ко мне и искренне любили моего отца.

— Всё так… я искренне любил Павла и дорожил его дружбой, — печально вздохнул князь. — Но сейчас, к сожалению… я невольно отнял у тебя любимую девушку. Надеюсь, ты понимаешь, Саша, что это вышло не намеренно?

— Понимаю… — едва слышно ответил Александр, напряжённо глядя в окно кареты.

— Где же тебя носило два месяца?! — внезапно взорвался Оболенский. — Она ведь ждала тебя!

Александр закрыл глаза на мгновение, ибо слова князя причиняли боль, столь острую, что хотелось закричать… Он понял, что Владимир Кириллович никогда не женился бы на Адель, если бы знал, что его крестник вернётся в Петербург, чтобы вернуть её.

— Я спешил, как мог… но теперь это уже не имеет никакого значения, — ответил молодой человек. — Прошу Вас, Владимир Кириллович, не говорите Адель, что я попал в жандармерию. Пусть она думает, что я просто уехал.

— Тебе действительно придётся уехать, и скорее, чем ты думаешь, — виноватым тоном ответил князь, — Бенкендорф согласился отпустить тебя только в обмен на обещание, что ты покинешь Петербург не позднее завтрашнего утра. Я обещал проследить за твоим отъездом. Лучше тебе пока не ездить в Россию, Саша, Император до сих пор относится к декабристам и их семьям с подозрением.

— Я бы и не приехал, если бы не Адель, — нехотя пояснил Бутурлин.

Несмотря на то, что Оболенский спас Александра и молодой человек был ему искренне признателен, между ними остро чувствовалось напряжение, причина которого была ясна, как день — Аделина…

— Ты не хочешь проститься с нею? — осторожно спросил князь, внимательно вглядываясь в угрюмое лицо Александра.

Владимир Кириллович с грустью понял, что Мишель оказался прав: Александр действительно не походил на расчётливого и коварного соблазнителя. По его лицу, на котором молодой граф тщетно пытался сохранить спокойное выражение, периодически пробегала гримаса боли, словно у тяжело больного человека. Сложно скрыть душевную рану, даже если ты мужчина и привык прятать боль от чужих глаз.

— Не стоит делать этого, — хрипло пробормотал Александр, невольно вздрагивая при мысли о том, чтобы встретиться с Адель лицом к лицу. — Она только напрасно разволнуется, а ей… это вредно.

— Ты знаешь о ребёнке? — тихо уточнил князь.

Александр лишь коротко кивнул, невольно скрипнув зубами, чтобы сдержать эмоции.

— Мне жаль, мой мальчик… искренне жаль, — тяжело вздохнул Владимир Кириллович. — И всё же… поговори с ней. Думаю, ты хотел бы извиниться, ты ведь для этого проделал такой длинный путь?

— Я не хочу причинять ей лишнюю боль, — упрямо мотнул головой Александр. — Да, я хотел умолять её о прощении, но все разговоры теперь бессмысленны. Если она поверит в мою искренность, ей станет ещё больнее.

— Может, ты и прав, — задумчиво протянул князь. — Тогда едем к Вяземским.