Вопреки себе (СИ)

— Значит, она хорошо умеет притворяться, только и всего, — с досадой отмахнулся Михаил. — Неужели ты подумал, что твоя жена так легко сдастся? Она, не смущаясь, рылась в твоих личных вещах, прочитала твой дневник, читать который любому приличному человеку не позволило бы воспитание, да ещё и передала его твоей возлюбленной, выдавая твои самые сокровенные тайны! И после всего этого ты всё ещё считал, что Жаклин поверила тебе и смирилась? Она и не думала выходить из игры, просто всё правильно рассчитала и затаилась на время, а потом нанесла удар по Владимиру Кирилловичу.

— Да, ты совершенно прав… я и сам считаю себя самоуверенным идиотом, и постараюсь как можно скорее обезвредить её, обещаю! — Александр искренне переживал свою вину, но Мишелю всё равно сложно было не злиться на него за недальновидность.

— Ужасно то, что она перестаралась и князь умер, боюсь, Жаклин обозлится ещё сильнее, узнав о его смерти. Она, видимо, рассчитывала на его помощь, а вышло так, что сама вырыла себе яму и оказала сопернице большую услугу, освободив от старого мужа. Главное для меня сейчас — не опоздать и найти её сообщника: одна она точно не смогла бы провернуть это дело с фальшивыми записками, — встревоженно сказал Александр.

— Ты думаешь, она действительно способна убить человека? — Мишель вдруг побледнел. — Так поезжай домой и запри её в комнате снова, пока не случилось ещё какой-нибудь беды! Если пострадает Адель или моя племянница, я сам пристрелю твою супругу, клянусь!

— Я сделаю лучше — запру её в доллгаузе, — ответил Александр, — если она действительно имеет непосредственное отношение к этим фальшивкам, то она куда опаснее и хитрее, чем я думал. Ей не место среди нормальных людей, как ни печально говорить такое о матери моей дочери. Но сначала… я вытрясу из неё правду об этих записках и её отношении к смерти князя.

— Что ж… может так и лучше для неё — милосерднее, во всяком случае. Но будь осторожен, Саша, она способна выместить свою злобу и разочарование даже на тебе, особенно, когда поймёт, что её игра проиграна, — встревоженно предупредил друга Михаил. — Что же касается твоей дочери, уж лучше ей расти без такой матери, чем перенять её привычки и унаследовать ненависть, которой живёт Жаклин.

— Да, ты прав… она слишком сильно увязла в своей злобе, и считает, что только после устранения всех препятствий на её пути, я безраздельно буду принадлежать ей одной, — упавшим голосом заметил Александр.

— Я приставлю к сестре личную охрану — так нам с отцом будет спокойнее, ведь теперь её и Софи некому защищать, кроме нас, — сказал Михаил.

— Поверь, Мишель, я не задумываясь отдам свою жизнь за них, — глаза Александра были переполнены болью и тревогой. — Ты же знаешь, как я люблю их обеих.

— Тогда действуй, мой друг, и поторопись, но будь осторожен, — ещё раз предупредил князь. — Вместе мы, даст Бог, сможем защитить их.

Откровенный разговор друзей прервало появление Адель, аккуратно причёсанной и одетой в строгое чёрное платье из плотного атласа, со стоячим воротничком и длинными, узкими рукавами. Траурный наряд только подчеркнул её бледность и сделал похожей на смиренную послушницу обители, такую юную, но уже познавшую горечь утраты.

Едва княгиня появилась в гостиной, как вслед за ней бесшумно, как всегда, вошёл старый лекарь-индеец. Он недолго пошептался о чём-то со своим хозяином и также тихо исчез, направляясь обратно, в дом Бутурлиных.

Разрыв сердца — эти слова имели для Адель и другое значение, помимо чисто медицинского диагноза. Любящее и страдающее сердце князя, измученное её холодностью, попросту не выдержало. И она уже никогда не может попросить у него прощения за свою жестокость, она так и не успела дать мужу то, чего он хотел. Какая горькая ирония судьбы — только она согласилась стать ему настоящей женой, как он умер…

Поневоле на ум приходила та ночь, когда Владимир Кириллович потерял голову и набросился на неё в спальне. Она тогда так испугалась и смутилась, а он не посмел настаивать… Уж лучше бы он проявил настойчивость тогда и взял её, несмотря на возражения! А вдруг они могли быть счастливы?

Но… честность вынуждала Адель признаться самой себе, что она не смогла бы отдаться мужу. Как ни печально, но она до сих пор так сильно любит Александра Бутурлина, что никогда не сможет принадлежать никакому другому мужчине — это сущность её натуры, данность, с которой нужно смириться и научиться жить.

Чувство вины повисло на душе Адель огромным тяжёлым камнем, грозящим раздавить её, уничтожить окончательно. У неё перед глазами стояло лицо мужа, его глаза, полные любви и надежды, смех и шутки, которыми он отвлекал её от печальных мыслей, его нежность к Софи, которую князь обожал… Эти воспоминания причиняли острую боль, вызывая на глазах слёзы, которые иссушили её за несколько часов.

— Мы с отцом сами займёмся организацией похорон, не волнуйся, — тихо сказал Михаил, обнимая сестру за плечи. — А ты отдохни пока, силы тебе ещё понадобятся. Побудь с Софи, ей тоже нужно твоё внимание.