Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

По Лиотару, эти художники репрезентируют не разрыв с модерном, а скорее анамнез модерна. Следовательно, они являются представителями постмодернистского искусства, которое освобождается от норм и ответственности и выходит за рамки правил инскрипции через анамнез. Но еще более интригующим, пусть и несколько озадачивающим, является лиотаровское требование чего-то такого, что не записано и, следовательно, не может быть ограничено правилами письма, – истока, не являющегося тем, что вспоминается, памятью, которая в действительности не записана и всё же не может быть забыта, – примером чего выступает представление Фрейда об опыте детства как о том, что не запоминается, но тем не менее должно быть проработано. В связи с этим пунктом Кристофер Финск предлагает акцентировать роль младенчества в лиотаровском концепте анамнеза, отмечая, что Лиотар «понимал себя как пишущего из младенчества и к младенчеству»[510]. В разделе «Логоса и технэ, или телеграфии» об анамнезе, в отрывке, который имеет решающее значение для нашего исследования, Лиотар драматически приводит пример из Догэна, чтобы объяснить, что подразумевает под «переходом» или анамнезом. В этом использовании Догэна мы можем наблюдать различные нюансы, которые маркируют «переход» из анамнеза как Durcharbeiten. Финск пишет:

Я считаю, что в данном случае обращение к Догэну – не просто пример экзотизма, сколь бы эффектным оно ни было в этом отношении. Это скорее имплицитное признание, что то, что [Лиотар] стремится помыслить, не поддается концепту или какой-то теоретической экспозиции – если и есть переход от младенчества к мысли, то он не устанавливается концептом[511].

Я бы отнесся к этому упоминанию Догэна серьезнее, чем Финск. На самом деле отсылка к Догэну в трудах Лиотара не ограничивается одним этим случаем, но повторяется в различных заметках и интервью. То, о чем думал здесь Лиотар, было куда более интригующим и странным, чем предполагает Финск: это не что иное, как логика, которую Ниситани использовал, чтобы не сводить бытие к сущности, как в его примере с огнем. Я называю эту логику отрицанием логоса – хотя слово «отрицание», вероятно, не вполне корректно, поскольку отрицание здесь не есть ни полная негация, ни частичная привация (например, часть, интенсивность). Мы могли бы прояснить это различие между привацией и негацией, перефразировав особый пример, который Хайдеггер использует для того, чтобы объяснить различие, как его понимали греки: когда меня спрашивают, есть ли у меня время для катания на лыжах, я отвечаю: «Нет, у меня нет времени». На самом деле время у меня есть, но у меня нет времени на тебя[512]. Здесь бытие не отрицается, принимая обратное направление, а скорее подвергается привации так, что оказывается вырванным из своего обычного контекста (как в выражении «огонь не обжигает огонь»). Эта логика проиллюстрирована в движении от модерна к постмодерну. Постмодерн есть самоотрицание модерна. Дело не в том, что в некоторый момент модерна нечто произошло, и в этот момент наступил постмодерн; скорее, в определенный момент своего развития логика модерна повернулась против самой себя и переместилась в другой контекст[513]. Я считаю, что отсылка к Догэну нужна для демонстрации этой же логики, уже не ограничивающейся кейсом модерна, а применяемой к логосу как таковому. Полагаю, здесь Лиотар ставит свой решающий вопрос о технике, даже если тот остается окутанным двусмысленностью, – он пытается сопоставить то, что подразумевает под анамнезом, с тем, что Догэн в «Shōbōgenzō», классике дзен-буддизма, называет «чистым зеркалом». Процитирую комментарий Лиотара: