Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

Как говорит Чакрабарти, ось времени, синхронизирующая глобальную деятельность, становится всё более могущественной и в то же время более гомогенной; именно это мы называем «модернизацией». Однако я не согласен с тем, что можно редуцировать эту ось времени к нарративу и тем самым с легкостью «провинциализировать» ее. Критика Чакрабарти иллюстрирует проблему многих постколониальных теорий, склонных сводить политические и материальные вопросы к регистру интертекстуальности в сравнительном литературоведении. Модерн как технологическое бессознательное необходимо будет продолжать распространяться в других культурах и цивилизациях. Объявление конца модерна в Европе не означает, что модерн как таковой заканчивается, поскольку лишь в Европе такое технологическое сознание воспринимается и как судьба, и как новая возможность (как в нигилизме Ницше). Она необходима для других культур, потому что технологическое бессознательное продвигается глобальной военной и экономической конкуренцией, так что технологическая модернизация становится неизбежной. Именно в таких условиях Китай посчитал необходимым ускорить свое технологическое развитие – постоянная напряженность в отношениях с Советским Союзом и США во время холодной войны, а после приход рыночной экономики только подтолкнули его к исчерпанию всех природных и человеческих ресурсов для поддержания постоянного роста ВВП. Таким образом, вопрос заключается не просто в разработке новых нарративов или взгляде на мировую историю с точки зрения Азии или Европы, а скорее в противостоянии этой оси времени для того, чтобы преодолеть модерн через модерн, то есть через реапроприацию современной техники и технологического сознания.

Своеобразный космополитизм, конституированный глобальной коммерцией в качестве космополитического права, как то предвидел Кант в трактате «К вечному миру» (1795), а также в своей проекции общего становления в «Идее универсальной истории во всемирно-гражданском плане» (1784), был в некоторой степени реализован с помощью различных технологий ретикуляции, действующих сегодня (разнообразные формы сетей, транспорта, телекоммуникаций, финансов, борьбы с терроризмом и т. д.). Можно было бы возразить, как это делает Юрген Хабермас, что разум, описанный Кантом, еще не пришел, что проект Просвещения еще не завершен. Однако, похоже, задача уже не в том, чтобы завершить универсальный разум в кантовском и/или гегелевском смысле, а скорее в воссоздании разнообразия космотехник, способных сопротивляться глобальной оси времени, которая была сконструирована модерном. Критикуя европейских колонистов и торговцев, Кант отмечает, что Китай и Япония мудро определили свою политику в отношении этих иностранных гостей: первый разрешает контактировать, но не допускает въезда на территорию; вторая ограничивалась контактами с голландцами, в то же время относясь к ним как к преступникам[560]. Но такая «мудрость» оказалась невозможной в контексте глобализации; и столь же невозможен возврат к этому состоянию изоляции – ибо то, что было внешним для страны (например, торговля), теперь стало внутренним (например, через финансовые и другие сети).

Но сегодня задача преодоления модерна через модерн неизбежно подводит нас к вопросу о специфике и локальности. Локальность – «не обнадеживающая альтернатива глобализации, а ее общий результат»[561]. Если мы хотим снова говорить о локальности, то должны признать, что это уже не изолированная локальность – самоизолировавшиеся Япония или Китай, отрезанные или отдаленные от глобальной оси времени, – но это должна быть локальность, которая апроприирует глобальное, а не просто производится и воспроизводится глобальным. Локальность, способная сопротивляться глобальной оси времени, в силах противостоять ей, радикально и осознанно ее преобразуя, а не просто добавляя ей эстетическую ценность. Локальное не может выступать в качестве оппозиции глобальному, иначе оно рискует инициировать своего рода «консервативную революцию» или даже способствовать метафизическому фашизму. Здесь я попытался сделать первый шаг к отклонению от конвенционального прочтения китайской философии как сугубо моральной, чтобы переосмыслить ее в качестве космотехники и выдвинуть на передний план традиционные метафизические категории как то, что является для нас современным; я также стремился раскрыть концепт техники как мультикосмотехники, состоящей из различных несводимых метафизических категорий. Реапроприация современной техники с космотехнической позиции требует двух шагов: во-первых, как это было сделано здесь, она требует, чтобы мы перенастроили фундаментальные метафизические категории, такие как Ци – Дао, в качестве основы; во-вторых, чтобы мы реконструировали на этой основе эпистему, которая, в свою очередь, обусловит технические изобретения, разработки, инновации, дабы последние больше не были простыми имитациями или повторениями.