Стоическое «искусство жить» есть, как и подразумевается словом «искусство», technē. Аннас предположила, что «стоики рассматривают добродетель как своеобразный навык (technē) и что навык – это интеллектуальная хватка, которая выстраивается, становясь всё более твердой, путем проб и ошибок. Как они выражаются, добродетель есть навык, связанный с жизнью, приносящей счастье»[246]
. Здесь можно обратиться к данной Зеноном формальной дефиниции счастья как «благого течения жизни»[247]; а technē как «системы понятий, практически объединенных для достижения некоей полезной в жизни цели»[248]. Эти определения, конечно, неоднозначны; однако они предполагают, что устремленное к добродетели technē обеспечивает правильное течение жизни[249], включая работу с гневом, милосердием, местью и т. д. Марк Аврелий, например, советует нам созерцать объект, воображать, будто он распадается и трансформируется, гниет и угасает. Адо отмечает, что это упражнение воображения всеобщей метаморфозы связано с размышлением о смерти, так что оно «в конце концов примиряет философа с тем, что совершается по воле имманентного космического Разума»[250].Принимая всё это во внимание, мы могли бы перечислить следующие различия между даосизмом и стоицизмом с точки зрения «жизни в согласии с природой».
Цель вышеприведенных замечаний – показать, что отношение между космосом и моралью в стоицизме и даосизме опосредовано различными техниками, которые, в свою очередь, относятся к тому, что я назвал космотехникой. Эти отношения устанавливаются по-разному и фактически определяют различные способы жизни. В «Технологиях себя» Фуко приводит разные примеры стоических практик: письма друзьям и самораскрытие (Марк Аврелий, Сенека и другие); испытание себя и совести; askēsis вспоминания истины (а не открытия истины)[254]
. Греки относили техники к двум основным формам: meletē и gymnasia. Meletē означает размышление, в котором человек использует воображение, чтобы помочь себе справиться с ситуацией, например представляя себе худшие сценарии, воспринимая нежелательное как то, что уже происходит, отказываясь от общепринятого восприятия страдания (например, болезни). Gymnasia, напротив, включает физические упражнения, такие как изнурительные спортивные занятия[255]. Можно спросить: как эти упражнения находят обоснование в понимании добродетели, раскрываемой космической природой? Этот момент не интересует Фуко, занимающегося историей самораскрытия, но именно этот вопрос нужно рассмотреть в нашем исследовании космотехники.Как отметил Фуко, интеграция стоической практики в раннехристианскую доктрину привела к ее глубокой трансформации. Если в стоицизме «познание себя» проистекало из «заботы о себе», то в христианской доктрине оно стало напрямую связано с признанием себя в качестве грешника и кающегося[256]
. Фуко привел две главные техники: exomologēsis, который действует через демонстрацию стыда и смирения, проявление скромности – не в приватной практике, как у Сенеки, а через publicatio sui; и exagoreusis, который основан на двух принципах, послушании и созерцании, так что самоисследование ведет к признанию Бога. В даосских практиках также имела место трансформация, когда даосское учение (