Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

Правда, у того, кто погряз в вожделениях или тщеславии и самозабвенно им служит, все мысли могут быть только смертными, и он не упустит случая, чтобы стать, насколько это возможно, еще более смертным и приумножить в себе смертное начало. Но если человек отдается любви к учению, стремится к истинно разумному и упражняет соответствующую способность души преимущественно перед всеми прочими, он, прикоснувшись к истине, обретает бессмертные и божественные мысли, а значит, обладает бессмертием в такой полноте, в какой его может вместить человеческая природа; поскольку же он неизменно в себе самом пестует божественное начало и должным образом ублажает сопутствующего ему демона (δαίμονα), сам он не может не быть в высшей степени блаженным (εύδαίμονα). Вообще говоря, есть только один способ пестовать что бы то ни было – нужно доставлять этому именно то питание и то движение, которые ему подобают. Между тем если есть движения, обнаруживающие сродство с божественным началом внутри нас, то это мыслительные круговращения Вселенной; им и должен следовать каждый из нас, дабы через усмотрение гармоний и круговоротов мира исправить круговороты в собственной голове, нарушенные уже при рождении, иначе говоря, добиться, чтобы созерцающее, как и требует изначальная его природа, стало подобно созерцаемому, и таким образом стяжать ту совершеннейшую жизнь, которую боги предложили нам как цель на эти и будущие времена[240].

Здесь, в очевидном резонансе с отношением между человеком и Небом в китайской мысли, обнаруживается параллель между структурой и организацией индивидуальной и мировой души[241] – своего рода «аналогия». И всё же у Платона это отношение не является подлинно аналогическим, ведь человек также находится в природе, будучи частью целого. Разумная часть души может быть приведена в порядок и гармонизирована, когда душа интернализует космическую гармонию. Этот процесс начинается с oikeiōsis, что обычно переводят как «присвоение»[242]. Реконструкция, основанная на «De Finibus Bonorum et Malorum»[243] Цицерона, «Epistulae morales ad Lucilium»[244] Сенеки и описаниях Диогена Лаэртского, дает нам общую картину[245]: стоики считают, что и человек, и животное наделены способностью отличать то, что свойственно (oikeion) их конституции (sustasis) и необходимо для сохранения, от несоответствующего или чуждого (allotrion): согласно Диогену Лаэртскому, Хрисипп замечает, что было бы неразумно, если бы природа, сотворив животное, не дала ему средств для самосохранения. Однако необходима вторая стадия, когда такой oikeiōsis потребует прозрения, благодаря которому человек в своих действиях сможет руководствоваться разумом. Совершенство разума отождествляется с природой, поскольку природа предписывает добродетельные поступки.