Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

Проект Киотской школы резонирует с идеализмом XIX века – что не является совпадением, учитывая, что Ниситани начал свою академическую карьеру как читатель Шеллинга, переведя его «Философские исследования о сущности человеческой свободы» и «Религию и философию» на японский язык; а Нисида и Танабэ очень интересовались Гегелем. Однако Киотская школа также поставила перед собой задачу выйти за рамки идеалистического проекта, как заявлено в «Философии всемирной истории» Ниситани:

Сегодняшний мир требует, чтобы новое отношение между всемирно-историческим исследованием и философией всемирной истории мыслилось иначе, нежели в философии всемирной истории Гегеля и Ранке. И, более того, он требует, чтобы разум государства и рациональный идеализм Гегеля, а также moralische Energie и исторический идеализм Ранке – путем превосхождения позиций даже таких великих людей – были пересмотрены еще более фундаментальным образом[472].

Мы можем понять, что Ниситани подразумевает здесь под «всемирно-историческим исследованием» и «философией всемирной истории», кратко поразмыслив над двумя позициями в дебатах об историзме в Германии в период с 1880 по 1930 год. С одной стороны, среди неокантианцев, таких как Вильгельм Виндельбанд и его ученик Генрих Риккерт, доминировала модель академического исследования; с другой стороны, были те, чья концепция истории подвергалась нападкам за склонность к «релятивизму», например «виталистический» взгляд Фридриха Майнеке и Weltanschauungslehre Дильтея[473]. Этот спор подошел к концу после хайдеггеровской деструкции онтологии в «Бытии и времени». Киотская школа стремилась преодолеть рациональный идеалистический взгляд Гегеля на историю как реализацию духа – идея, не столь далекая от теодицеи Лейбница, учитывая, что Гегель говорит, что история есть «оправдание путей бога»[474]. Но они также хотели преодолеть понимание истории в качестве набора уникальных и единичных событий, движимых «моральной энергией», описанное Леопольдом фон Ранке. Короче говоря, мысль Киотской школы испытала сильное влияние немецкой философии, и, сознательно или нет, они переняли философскую задачу Германии – переформулировать философию всемирной истории без христианской цели, как если бы теперь ответственность за нее лежала на Японии, как и заявил открыто Судзуки во время встречи Chuōkorōn – в призыве, который перекликается с речью Хайдеггера 1933 года при вступлении в должность ректора Фрайбургского университета:

Согласно Гегелю, именно римский и германский народы несли на своих плечах судьбу мировой истории, но сегодня как раз Япония осознала такую всемирно-историческую судьбу. <…> Причина, по которой Япония обладает лидерством в Восточной Азии, заключается в том, что Япония осознает свою всемирно-историческую судьбу, которая на самом деле и есть это сознание. Эта судьба не возлагается на Японию объективно, но Япония делает ее субъективно осознанной для самой себя[475].