Мэрилин любила землю,любила, стоя на коленях, сажатьв жирную глинистую почву помидорыи собирать клубнику.Нам будет не хватать ее абрикосового варенья.Мэрилин любила свежий воздух.Любила природу идолгие прогулки.Я помню,как собирал чернику в Гейдельбергеи упивался ее голубым ароматом.Я помню, как они с Ирвомстояли на гавайском пляже и,держась за руки, любовались закатом.Я вижу, как она закрывает глазаи вдыхаетсоленый воздух.Она любила огоньи все теплое.Когда зимой в камине потрескивали дрова,Мэрилин всегда подсаживалась ближе.Я помню неделю, что три поколения нашей семьипровели на Сильвер-Лейк.Мы гуляли, купались, разговаривалии пели песни у костра,и жарили зефир,пока он не подрумянивалсясо всех сторон.Мэрилин любила красоту,но это был не просто гедонизм.Она видела в ней живительную силу,символ доброты и человечности.Душевная щедростьбыла ее главным секретом,ее религией.Она искала ее в своих исследованияхи делилась ею с миромв своих книгах,а с детьми —в повседневных делах.Перед ужином мы наслаждались«Временами года» Вивальдии пили херес.Слушая ее рассказы,мы переносились в Шартри будто своими глазами видели его чудесные витражи.Но самое главное,ее всегда окружали удивительные друзья,ученики, коллегии, конечно, мы – ее семья:Ирв, мои братья и сестры, наши жены итеперь уже восемь внуков.Она призывала всех наспродолжать ее дело, искать добров других культурах и религиях,в человечестве.Друг в друге.Мне будет очень ее не хватать.Она держала факел, что освещал наш путь,но я не думаю, что он погаснет;напротив, он разгорится только ярче.Он озарит ночное небо,подобно сонму ярких звезд,пылающих в бесконечной Вселенной.Теперь этот свет сияет в каждом из нас.Наша свадьба. Вашингтон, округ Колумбия. Июнь 1956.
Семейное собрание, 1976. Наша дочь Ив и наши сыновья Рид, Виктор и Бен (на полу).
Бен Ялом, сын
У моей матери был особый взгляд на мир. Полагаю, наибольшее влияние на него оказали поездки во Францию. La façon ou manière correcte de faire les choses
. Правильный способ делать вещи. Он касался всего на свете: от вежливости и хороших манер до расчесывания волос, мытья рук и даже надевания приличной рубашки к ужину. Помимо воспитания детей знание правильного способа делать вещи, хотя и немного неуместное в конце двадцатого века в Калифорнии, придавало ей уверенность в окружающем мире, чувство направления, о котором многие из вас упомянули в ваших замечательных воспоминаниях и мемуарах.Одной из крайностей этого мировоззрения был постулат, которым она часто потчевала меня в юности, а именно что «детей должно быть видно, но не слышно». К ее большому неудовольствию, я не был тихим, вежливым ребенком. Напротив, я был упрямым, капризным и очень разговорчивым. Лично я не помню, чтобы со мной было так уж тяжело, но все уверяют, что было.
Я осознал это только в последнее время, когда увидел, как она управляется с моим шестилетним сыном Эдрианом. Не скрою, он своенравный и упрямый ребенок. Чуть что, Эдриан начинает кричать, швырять вещи и уверять меня, что я худший отец на свете. Неудивительно, что он – мой сын. Очевидно, это кара за все мои детские шалости, и кара заслуженная.