Карл, ласкаясь, по-кошачьи потерся лбом о ногу женщины, проехался щекой по ее бедру, затем провел носом, повторяя изгиб, и вдруг прихватил зубами, не сильно, но Альсина все же дернулась всем телом, подскакивая на кресле. Кофе, переплеснувшись через край кружки, забрызгало атласный халат леди Димитреску и упало темной кляксой на ковер.
- Гейзенберг! - прошипела она, запахивая чуть разъехавшийся халат на груди. - Если ты не забыл, у меня отец умер! Я в трауре!
- Я тоже! Ко мне теща едет! Такая, что впору подавать штормовое предупреждение. Ураган “Звенислава”. Хотя нет - она как вирус. Грядет эпидемия, потому что носитель заразы приедет сюда из-за тебя.
- Моя матушка - вдовствующая леди Димитреску. Имей уважение, Гейзенберг, к женщине, благодаря которой ты женат на мне.
- Я женат на тебе благодаря своей харизме, обаянию и… и потому, что ты славная баба, мимо которой невозможно пройти. А твоя мать… Она как диарея в детском лагере или прыщ на заднице: нет-нет, да вскочит, напомнит о себе.
- Карл, мой отец скончался, - прошептала Альсина, сдерживая нервный смех; она не имела права над этим смеяться, но Гейзенберг, беспринципный грубиян, нарочно издевался.
- Все когда-нибудь там будем. Не удивлюсь, если они там с моим стариком встретились. Сидят сейчас, пьют шнапс… обсуждают, какой я охуенный сын и какой хуевый зять.
- Об этом ты услышишь, когда приедет моя мама, - улыбнулась Альсина, погладив мужа по волосам; наклонившись, она прижалась губами к его макушке. Поддержка Гейзенберга была для леди Димитреску очень важна. После всех лет пренебрежения, с которым к ней относились родители, Альсина очень ценила то, что Карл был на ее стороне.
При этом он все же предпринял попытку сбежать из дома накануне приезда леди Звениславы.
- Нахера мне с ней встречаться? Она к вам едет, а не ко мне, - упирался Гейзенберг, - я же о ней в первую очередь и думаю. Милая, я же не сдержусь, я себя знаю. Еще чего доброго, старушка преставится и вслед за благоверным отправится…
- Ты в своем уме?! - рычала Альсина, хищно сверкая глазами. - А если бы я так вела себя с твоей сестрой, тебе бы это понравилось?!
- Клара - святая по сравнению со стрыгой, которая тебе досталась в матушки. А Галатея вообще ангелочек, чудо, а не ребенок, - тон Карла потеплел при упоминании племянницы; девочка росла без отца, который погиб еще до ее рождения и отличалась от сверстниц не только сдержанным, даже нелюдимым, характером, но и гетерохромией: левый глаз Галатеи был темно-карим, а правый - голубым, что было предметом зависти для Даниэлы: самой младшей из дочерей Димитреску это казалось безумно красивым. Галатея была очень милой малышкой; улыбалась бы она еще почаще.
- Если твоя мать меня проклянет, ты будешь виновата, - изрек Гейзенберг, состроив трагичную мину. Альсина поцеловала его в щеку и потерла большим пальцем кожу, на которой остался темно-бордовый оттиск помады.
- Она тебя прокляла в тот день, когда ты забрал меня и девочек. Так что можешь успокоиться: ее колдовство на тебя явно не действует.
- Значит, в ход зелья пойдут, - нахмурился Карл, почесывая заросший подбородок. - Так, девчонки! Следите, чтобы бабуля ничего мне не подсыпала и не подливала!
- А ты действуй на опережение: подсыпь ей сам что-нибудь, - кровожадно предложила Даниэла, за что заслужила пылающий возмущением взгляд матери.
- Не уверен, что привычные средства на нее подействуют. Нужно что-то по-настоящему забористое и бронебойное. О, знаю!.. Тот абсент, что мы пили с Моро на День независимости! Когда нас вырубило после первой стопки!
- Издеваешься? - прищурилась леди Димитреску, расправляя платье на груди; черный шелк шел по линии выреза тонкими аккуратными складками, тяжелая брошь с лунным камнем, на которой был выточен профиль самой Альсины, была приколота чуть правее линии декольте, ближе к плечу. - Недавно моего отца похоронили, ты еще и мать хочешь угробить?
Гейзенберг подозрительно замолчал, втянул голову в плечи, надув щеки, взгляд его заметался из стороны в сторону, и девочки дружно захихикали, глядя на отчима, словно застигнутого на месте преступления. Он поджал губы, выдвинув вперед нижнюю челюсть, после чего встретился глазами с женой и выпалил, шаркая ногами:
- Нет, что ты! Как я… Как тебе такое в голову вообще пришло?! Эта старая перечница подарила миру тебя, мою драгоценную жену, поэтому я буду бесконечно счастлив принять эту чуму в блузке с жабо в своем доме.
Карл, умильно моргая, боком придвинулся к все больше мрачнеющей жене.
- Слушай, дородная моя, а твоего батюшку случайно не кремировали?.. А то, подозреваю, и он к нам с визитом может приехать… сидя в виде пепла в урне.