Вор

Миг – и я лежу на спине в холодной воде, в глаза мне светит солнце, а в ушах стоит звон. Амбиадес высится надо мной и орет, что его дедушка был герцогом чего-то там. Он бы пнул меня, но Поль вовремя подскочил, схватил его за плечо и оттащил. А через мгновение надо мной, заслоняя солнце, вырос волшебник.

– В твоем положении, Ген, хорошо бы проявлять хоть немного осмотрительности, – мягко сказал он. – И уж тем более принести извинения.

Да, позиция у меня была так себе, но это легко изменить. Я подтянул колени к груди, перекатился и встал.

– Извиняться? – сказал я волшебнику. – За что?

Я отошел, поглаживая распухшую губу и слизывая кровь из уголка рта. Замешкался на миг, чтобы достать гребень из раскрытой седельной сумки, уселся на пенек и стал распутывать лохмы, заодно отлавливая тюремных вшей. Поль упаковал кофейник, Амбиадес и Софос оседлали лошадей.

Волшебник стоял, глядя на меня. Открыл рот, и я подумал, что он посоветует остричь волосы. Но нет – он резко спросил:

– Где ты взял этот гребень?

Я, словно в недоумении, посмотрел на расческу у себя в руках. Красивая и, должно быть, очень дорогая. Черепаховая, с длинными зубцами, по краям позолоченная.

– Наверно, у Амбиадеса. – На самом деле я вытащил гребень из его сумки.

Амбиадес обернулся так резко, что лошадь, которую он седлал, в испуге попятилась. Он оставил ее недоузданной, в три прыжка пересек поляну и вырвал у меня гребень. Замахнулся, целясь в лицо, но я увернулся, и удар пришелся в плечо. Я опрокинулся с пенька и плюхнулся наземь. Приземлился довольно мягко, но все равно заорал:

– Ой! Рука сломана!

Во второй раз за утро волшебник с озабоченным видом склонился надо мной.

– Та, на которую ты упал? – спросил он.

– Нет, та, по которой он ударил, – ответил я. – Он мне руку сломал! – Это была наглая ложь, и волшебник, раскусив ее, брезгливо отошел.

Громко – так, чтобы слышали все, – он объяснил Амбиадесу, что, упав на руку, я мог растянуть запястье и стал бы бесполезен.

– Мне казалось, минуту назад я донес до тебя эту мысль. – Он отпустил еще несколько замечаний, подчеркнув их ударами печатки по голове. Я лежал, слушал, как Амбиадес вскрикивает, и возмущался. Я для них всего лишь инструмент, пусть даже очень ценный.

Закончив лекцию, волшебник отправил Амбиадеса седлать лошадей, а сам стал упаковывать свое мыло и бритву. Несколько раз я ловил его озадаченный взгляд – не на себе, а на Амбиадесе. Волшебник, видимо, считал, что сумел вколотить в ученика хоть каплю добронравия, но ошибался. Я заметил, с какой злостью Амбиадес смотрит в ответ.

Софос, закончив седлать лошадей для себя и для Поля, одолжил мне свой гребень. Я сказал ему в лицо, что для герцога он слишком добр. Он зарделся и пожал плечами:

– Знаю.

– И его отец тоже знает, – рыкнул Амбиадес, проезжая мимо.

* * *

Начало дня вышло малообещающим. Амбиадес почти все утро дулся, Софос ехал сгорбившись, стараясь не ощущать напряжения, витавшего в воздухе. Я то и дело ощупывал губу – сильно ли распухла.

В один прекрасный миг я пробормотал:

– Каждый день мы чему-то учимся.

– Чему же ты научился сегодня? – спросил Софос.

– Держать рот на замке.

– То есть не хвастать в трактирах, что хочешь похитить королевскую печать?

– Я имел в виду другое, – ответил я, – но можешь не сомневаться, этого я тоже не повторю. Слушай, если дед у Амбиадеса очень важная шишка, то почему у него такой дрянной плащ?

Софос проверил, не слышит ли Амбиадес. Тот ехал далеко впереди.

– Его дедом был барон Эвмен.

Я на миг задумался:

– Тот, что участвовал в заговоре Эвмена? – И прикусил язык. Простым людям не положено громко говорить о заговоре Эвмена.

– Он попытался восстановить олигархию и был казнен, а его семью лишили всех земель и титулов. Кажется, отец Амбиадеса все же унаследовал немного денег, но проигрался. Прошлой зимой Амбиадес написал отцу и попросил новый плащ. Тот прислал ему один из своих старых.

– Ах, – вздохнул я. – Бедный Амбиадес.

Софос покосился на меня.

– Каково ему смотреть со своей аристократической высоты на нас, немытое простонародье, если он сам такой же бедняк и в придачу безземельный? Наверное, просыпается по утрам с этой мыслью и места себе не находит.

* * *

Мы держались подальше от дорог. Пересекли много грунтовых проселков, но все равно тщательно выбирали путь среди деревьев и двигались медленным шагом. Время от времени волшебник смотрел на компас и проверял, не сбились ли мы с курса.

Вечером мы остановились рано, потому что сквозь густую листву не мог пробиться ни один лунный лучик. Но так как до ближайшего города было далеко, волшебник разрешил развести костер побольше, и Поль соорудил жаркое из сушеного мяса. Ужин у костра прошел в полной тишине. После еды молчание стало тягостным. Наконец заговорил волшебник:

– Если Ген позволяет себе вольности в пересказе древних мифов, то мне тоже простительно.

И начал рассказывать Софосу очередную легенду о древних богах.

Эвгенидес и громовые стрелы Небесного бога