Вор

Лика иногда видела, как кто-то пытался открыть шкатулку. Чаще всего это были дети: они собирались вместе и ковырялись в непонятных механизмах, делали отмычки, решали головоломки. Лика стояла рядом и с удивлением понимала, что знает, как открыть ту или иную шкатулку. Выходило так, что лишение кисти не повлияло на способности бесценной. Как бы то ни было, Лика не могла достать свою шкатулку, хотя знала, что та никуда не исчезла. Однако стоило попытаться дотянуться до неё, как руку схватывала страшная боль.

Культя постоянно болела. Уродливые шрамы от швов порозовели. Но рука не была основной проблемой. За столь короткое время Лика похудела так, что стали видны рёбра. Изменился голос: постоянно болело горло. Тело сохло, как вырванное с корнями дерево. Слюна была вязкой, моча – скудной и коричневатой. И Лика не представляла, как пережить следующий девичий расцвет. Как вообще в этом месте выживали женщины, как рожали детей? Это оставалось загадкой.

В любом случае, если так продолжится, она сломается и будет мучительно умирать где-нибудь на задворках, если не найдёт способ в достатке пить каждый день.

Если бы она была умнее. Если бы знала о жизни больше.

«Богиня послала тебе глупую дочь, мама. Но что делать?»

За попытку проникнуть в храм отрицатели могли вообще запретить его посещение. И даже если бы один раз получилось незаметно прошмыгнуть в толпе, что в этом толку? Ведь так нужно было делать хотя бы через день. Когда-нибудь Лику поймают, и всему придёт конец.

Сколько она будет в этом городе? Лика даже не знала, отправили её сюда на какой-то срок или навсегда.

Она видела людей со шрамами на лбу. Видимо, они пытались срезать знак. Лика тоже об этом думала, но понимала, что всё наверняка не так просто. И вряд ли её идеи не были опробованы кем-то из пленников эль-Туна. Не проходило и дня, чтобы кого-то не забили до смерти. Тела относили за город и складывали в кучу. Лика видела гору из костей, полусгнивших тел и тряпок. Почему их не сжигали? Для чего отрицателям был нужен этот памятник смерти посреди степей?

Рано или поздно Лика окажется там же.

Девочка стояла перед ступенями храма. Сейчас она могла войти и утолить жажду, чтобы потом страдать ещё два дня, затем – ещё и ещё. Для этого Севир и отправил её сюда – чтобы она всю оставшуюся жизнь страдала.

Храм открыл двери. Люди покорно собрались в толпу, чтобы биться за место у водопоя.

Лика стояла под жестоким, чужим солнцем.

«Должен же быть способ покончить с жаждой раз и навсегда!»

Шкатулка крутилась в руках, словно живая. Глухие щелчки механизма напоминали хруст суставов.

Севир смотрел в потолок, утопая в сладких образах. Каждый щелчок менял в сознании картинку действия. Так он мог легко проживать десятки моментов в бесконечном круговороте желанных и приятных событий.

У Севира были любимые сюжеты, в которые он погружался перед сном. В них принц выходил к народу третьей ветви, сияющий, венценосный.

Щелчок! Его дар – исцеление. Он спасает Сенриха.

…ты же спас его…

Щелчок! Полёт!

Щелчок – щит из света и силы! Люди рукоплещут. Они обожают принца Севира.

В других видениях Севир карал мечом безумцев, садистов и насильников, тиранов и воров.

Севир справедлив и суров. О нём пишут песни, он занимает место в истории как самый достойный правитель.

Казалось, что в фантазиях он дотрагивался до чего-то важного. Чем желаннее и невероятнее были события, тем сильнее захватывал восторг. Иногда Севир корректировал детали и добавлял в диалоги более удачные слова, менял декорации и времена года. А порой он копался в воспоминаниях, воображая, как можно было поступить иначе, изменить ситуацию.

Не идти на то проклятое озеро или пойти одному, но тогда…

…я ведь умер давным-давно…

…но тогда Севира выбрасывало из видений в холодном поту, будто он касался чего-то запретного. Чтобы успокоиться, приходилось снова окунаться в блаженные фантазии, где Севир спасал брата.

Севир смеялся и плакал от счастья, по его воле болезнь Сенриха отступала, это ведь было так просто: привести анатома из седьмой ветви, изучить строение сердца, найти волшебный дар – столько всего можно было сделать! Севир так много раз проживал этот желанный, переворачивающий душу момент, когда Сенрих оживал, что, возвращаясь к реальности, заново осознавал утрату, но эта боль стоила коротких мгновений счастья.

Были и другие фантазии. После ссор с отцом Севир подолгу сочинял целые монологи. В голове строились ровные, красивые, сильные фразы, где каждое слово было точным, словно стрела, выпущенная убийцей в цель. Отец в этих видениях либо молчал, либо Севир затыкал Стефану рот. Это чувство казалось почти осязаемым: то, как его руки сжимали жирные губы, как хватало сил макнуть отца лицом в грязь и держать, пока тот барахтается.

«Я не виноват, что Сенрих погиб, это не моя вина! Пойми ты уже наконец, мерзкий озлобленный пьяница!»