Вор

А потом пришла настоятельница детского приюта. Женщина выглядела взволнованной: исчезла гордая осанка, взгляд вместо строгого и уверенного стал мечущимся и робким.

– Моя рейна, простите мою душу, что отнимаю ваше время, – защебетала она.

«Да она же напугана до смерти», – поняла Элезарет.

– Говори и ничего не бойся. Что случилось? Насколько мне известно, вам доставили одежду и припасы.

– Да, м-моя рейна. Проблема не в этом, моя рейна. После нашего разговора, тогда, у приюта, вы обмолвились, что поговорите с хранителями.

Элезарет почувствовала укол совести. С другой стороны, кто эта женщина, чтобы напоминать о словах самой рейне?

– Мы удивились и обрадовались, когда к нам пришли из храма, – продолжила настоятельница, не заметив, как помрачнела Элезарет. – В тот же вечер семи деткам дали имена! Это было сродни чуду, моя рейна.

Какая неслыханная щедрость со стороны хранителей веры.

– А потом они пришли ещё раз. И ещё. И ребят начали уводить в храм. Им предлагали стать послушниками, кому-то просто разрешали помогать на кухне или убирать в храме. И в этом не было ничего плохого. Поначалу. Дети были счастливы! Как и я и все, кто работал в приюте. Наших безымянных воспитанников теперь ждало иное будущее. Но потом, моя рейна, стало происходить что-то странное, – настоятельница затравленно оглянулась, будто в зале приёмов за ней следили, – дети стали замкнутыми. Они отказываются говорить имена, что им дали, бегают с поручениями, о которых ничего не говорят. Они находятся в храме сутками, слушая проповеди хранителей, которых я не знаю в лицо.

Элезарет подняла руку. Настоятельница замолчала.

– Вашим воспитанникам дали имена, работу, они проводят время под взором Двуликой. Что до новых хранителей – не переживайте. После равного суда многие из четвёртой ветви захотели оказаться в священном месте.

– Но моя рейна! Дети изменились! Это так легко не объяснишь. Они скрытничают, всё это выглядит подозрительно и волнует не только меня. В городе ходят слухи, что всё это – влияние скверных восточных учений. Что-то творится прямо у нас под носом и…

Элезарет резко встала. Стража тут же сделала шаг вперёд, выставив копья. Настоятельница в ужасе упала на колени.

– Наша вера чиста, и безымянные должны благодарить Двуликую и хранителей веры за возможность пойти праведным путём. Можешь встать. Я прощаю тебя за дерзость. Вернись в приют и продолжай своё дело. Тебя проводят. На улице скользко.

Когда женщина ушла, Элезарет отправилась в храм.

Джарт не терял времени. В доме богини и днём и ночью проходили службы. Каждый тёмный уголок освещался факелами. В песенной теперь осматривали больных.

Детей действительно было много. Они натирали полы, подсвечники, носились туда-сюда, как крысы. Капюшоны закрывали глаза и нос, всё чаще встречались белые мантии и накидки.

Элезарет проводили наверх. Раньше в этих комнатах молились Двуликой в одиночестве и тишине. Теперь повсюду горели камины, помещения были обставлены мебелью, что придавало храму чуть более жилой вид.

– Элезарет! – Отец Джарт встал из-за стола и поприветствовал её. – Какой приятный сюрприз!

За спиной Элезарет закрылась дверь.

– Перестань, ты прекрасно знал, что я иду, ведь у тебя теперь уши по всему городу, – отмахнулась Элезарет и села на мягкий диванчик. Такой было бы не стыдно поставить и в её покоях. – Дети из приюта – твоя работа?

– Дети? А, те безымянные, – Джарт улыбнулся, – мне показалось, что рейна будет довольна, если бедные сироты обретут имена.

– Я думала, отрицатели ценят имя превыше всего. А вы так легко их раздаёте? Хранители веры такого не допускали.

– Мы хранители другого рода. Вина? – Он налил ей бокал до того, как она успела отказаться. – Имена – великая драгоценность, и мы не показываем её кому попало. Но чтобы беречь имя, его надо получить, не так ли?

– Верно, – согласилась Элезарет, приняв бокал. – Но хранители веры считают иначе. Вы вызываете подозрения, Джарт. По городу ходят слухи. Да только слепой не заметил бы изменений в храме! Вы пользуетесь отсутствием отца города.

– Как и вы, Элезарет. И наши цели такие же благие, как и ваши.

Джарт обвёл руками комнату.

– Смысл веры не в постоянных лишениях и жертвах. Богиня учит смирению, но это не значит, что нужно жить в бедности или всю жизнь мириться с тем, что тебе не досталось имени. Нам предоставлен выбор: открывать шкатулку или нет, принимать судьбу от дара или строить её самим.

– Тебя послушать, так отрицатели невинны, как младенцы, и чисты, как родниковая вода, – фыркнула Элезарет. – И не вы клеймите бесценных и гноите в тюрьмах еретиков.

– А ворам отрубают руки, и убийц вешают. Таков порядок вещей. Наши меры ничем не хуже любого другого наказания, будь то закон принцев семи ветвей или принцесс Расколотого континента, – пожал плечами Джарт и сел напротив Элезарет.