– Малк На Браннайк, ты должен извиниться перед Смертью, – пояснила Гальва.
У нее получилось «Маллук На Браник», и если вы знаете способ, как сдержать смех, расскажите и мне. Я в таких случаях хихикаю в кулак.
Малк приоткрыл один глаз:
– Извиниться перед драной Смертью? Ты серьезно?
– Как никогда в жизни.
В чем хорош настоящий убийца, так это в том, как он говорит с другим убийцей, понимая, что находится на волосок от смерти.
– Отлично, чокнутая спантийская бочка с говном. Прости, если я оскорбил Смерть, и катись на хрен.
– Принято, – ответила Гальва.
Чудесный образец дипломатии по-китобойски. Мой гальтский друг сделал то, на чем настаивала Гальва, но при этом сохранил лицо. Мы сколотили на скорую руку маленькое грубое перемирие, вместо того чтобы убивать Малка, потому что он был хорошим гребцом и мог нам еще понадобиться. А все шло к тому, что так и будет. На этой смазке и крутятся колеса цивилизации.
И тут появился старик, помахивая перед нами вонючим башмаком и вытирая губы рукавом с таким видом, будто он умнее нас всех, вместе взятых. Возможно, он был прав.
Мы таки нашли пресную воду: капли дождя скопились в каменной чаше неподалеку от корявого дерева. Она была немного грязноватой, о чем смущенный гарпунер с готовностью нам сообщил. Норригаль заверила нас, что воду можно будет пить, если мы найдем, в чем ее кипятить. Я не удержался и сказал:
– Разумеется, те из нас, кто больше любит мочу, не обязаны от нее отказываться.
Старик Гормалин недобро покосился на меня, зато Норригаль фыркнула от смеха мне в награду.
Следующая наша находка оказалась необычной. Мы с Норригаль отправились обследовать солнечную сторону острова. Забрались на скалы и там, в расщелине меж двух зеленовато-серых валунов, дающей укрытие от ветра, я заметил кусок старого ржавого металла. Если бы солнце, уж какое есть, не светило под нужным углом, я бы его не увидел. Встав на четвереньки, я пролез между камнями в просторную пещеру и принялся счищать с металла траву и мелкие камни.
Так я и раскопал шлем на голове мертвеца. Нет, мы вовсе не страдали от недостатка трупов – незадолго до этого море выплеснуло на берег трех мертвых матросов с «Суепки», в том числе и предателя Менриго. Но этот человек умер давным-давно. Просто бородатый скелет, разукрашенный стрелами.
Плавать в ганнских водах до сих пор было опасно из-за свирепых северных пиратов, но теперь они были лишь тенью былой своей мощи. Я читал, что древние ганны любили спиральные узоры, и у этого иссохшего трупа на ржавом стальном нагруднике были выгравированы три спирали. Лучше бы деньги гравера отдали кузнецу и тот сделал нагрудник на три дюйма шире, потому что пронзившие мертвеца стрелы разминулись со сталью на толщину одного пальца. Может, он решил укрыться в расщелине или приполз сюда умирать, но у него вышло и то и другое. В кошеле ганна все еще хранилось серебро, и я избавил его от груза. Вот только интересно, чьи это были стрелы. Вероятно, других ганнов.
Время от времени северные кланы объединялись под властью какого-нибудь великого короля и отправлялись на юг. Именно так они завоевали будущий Аустрим, страну, находившуюся тогда под властью великанов. Однако говорили, что ганны никогда не сражались против южан с такой яростью и страстью, какую приберегали для своих соплеменников. Если в стране ганнов появлялся великий король, он первым делом убивал ошеломляющее количество мелких вождей. На самом деле стать ганнским королем – не такое уж большое достижение. Наверное, бородатый скелет был первым святым королем этого острова скальных цыплят, храните боги его душу. Однако нужно сказать, что они бросали на войну против гоблинов все корабли и в конце концов подорвали свои силы. Теперь крупнейшим флотом на севере обладали молровяне, хотя Холт тоже стремительно возвышался.
– Спасибо за серебро, – сказал я скелету.
Норригаль посмотрела на меня в щель, блеснув глазами на солнце.
– Кто такой твой друг? – спросила она.
– Это мой брат, – ответил я. – Теперь понятно, почему мы не получали писем. Хочешь с ним познакомиться?
– Ты просто хочешь целоваться, – улыбнулась она, припомнив наши горячие поцелуи в темноте перед дуэлью.
– Конечно. И я это сделаю. А может, и не только это.
– Что, у него на глазах?
Норригаль кивнула на мертвеца.
Я снял рубашку, набросил ее на голову скелета и ответил той сладкой, убийственной для невинных девиц улыбкой, которую всегда хранил в своем колчане.
Она рассмеялась и сказала:
– Ты грубиян. И добиваешься своего вопреки дурным манерам, а не благодаря им. Просто милое личико, и ничего больше.
– И кое-что еще, – заявил я, прекрасно зная, что именно соль вызывает жажду. – Спускайся к нам.
– Грубиян, – усмехнулась она. – Больше чем поцелуй ты не получишь. И то не сегодня.
– Если ты знаешь какой-нибудь постоялый двор на берегу, я оплачу, – сказал я.
– Я знаю только берег.