Вор с черным языком

Ты творил столько зла, что корона сползла,
А твой краденый замок остыл, как зола.
Это каменный склеп. Я от старости слеп,
Но я все же услышу предсмертный твой всхлип.

Сотней слуг окружен, каждый вооружен,

Только ты обесчестил их праведных жен.
И теперь эту рать лучше в битву не брать,
Ни один не захочет за тебя умирать.

Так смирись же с судьбой и ворота открой,

Серебро не пошлешь вместо армии в бой.
Пять моих сыновей, если сможешь, убей.
У соседа их восемь, сильных, храбрых парней.

Десять тысяч парней против власти твоей,

Десять тысяч моих дорогих сыновей.
Языки их черны, обещанья верны.
Все придут за тобой, твои дни сочтены.

Наступившую тишину прервал голос Гальвы:

– Это хорошая песня.

Еще через полчаса к лагерю подкрался сон. Когда Малк наконец свернулся калачиком, лежа лицом к нам, а густое дыхание гарпунера сменилось увесистым храпом, я оглянулся на Гальву. Мы не назначали караульного, потому что спантийка обычно сторожила почти всю ночь, днем урывая короткое время для сна. Так что я удивился и даже слегка растерялся, когда увидел, что она уронила подбородок на грудь. Я хотел, чтобы Норригаль полюбовалась на задремавшую спантийку и ткнул ее в бок щепкой, но будь я проклят, если ведьмочка сама не уснула так же сладко, как все остальные. Ну что ж, видно, не суждены мне этой холодной ночью ни шуточки Фотаннона, ни буйство Хароса. Я вздохнул, устроился поудобней и решил, что поспать, в конце концов, тоже не так уж плохо.

Разбудил меня какой-то хруст.

32 Пауки из веревки

Хрустели не ракушки, а яичная скорлупа.

Какое-то существо пробиралось через кучу яичной скорлупы возле нашего лагеря. Сначала я подумал, что это собака, но здесь, на острове, мы еще не встречали никого крупнее крысы. По берегу бродили птицы и крабы, хотя, когда они появлялись одновременно, крабы спешили куда-нибудь скрыться. Я сел и заметил на куче скорлупы маленькую темную фигурку. Она наклонила голову, словно принюхиваясь, а потом слабо мяукнула. Не успел я подумать: «Да это же кот!» – а потом: «Неужели это Обормот?» – как тут же получил подтверждение. Его смертельно опасная пассажирка объявила о своем появлении, сжав жесткими пальцами мое горло.

Я понял, что лучше промолчать. Медленно обернулся и увидел черный силуэт мускулистого женского тела, как будто вырезанный в звездном небе. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел и полоски бледной кожи, словно вычерченные на карте улицы между странными черными сооружениями татуировок, символов и оберегов.

Сеста.

Ассасин-адептка.

Она знаком велела мне следовать за ней и прихватить кота. Я пристроил маленького негодника у себя на шее, словно меховой шарф, и отправился за женщиной-призраком к высокой скале под россыпью звезд, похожих на горящие где-то далеко-далеко свечки, которые ветру никак не удается затушить.

– Ты убьешь меня? – спросил я.

Мы уселись в пещере, образованной трещиной в скале, рядом с моим ганнским приятелем. Без шлема и нагрудника он выглядел довольно хилым.

– Кота вышвырнули в море не по твоей вине, – ответила Сеста. – Так что живи. Поздравляю.

– Спасибо, – сказал я. – Давай я принесу тебе одеяло с берега?

Она была совершенно голая, а я дрожал даже в кожаной одежде. Сеста слегка покачала головой, подняла руку и показала на слабо светящуюся руну под ребрами. Руна означала «очаг», но на каком языке – я не разобрал. Только теперь я заметил, что в нашей маленькой пещере стало немного теплей, и это тепло исходило от Сесты. Ничуть не больше, чем от углей погасшего костра.

– Вот как ты спаслась в море. И кота тоже спасла.

Она молча посмотрела на меня.

– То есть когда ты качаешь головой – это означает «да», а когда презрительно молчишь – это значит «нет». Правильно?

Она опять посмотрела на меня.

– Отлично, я все понял.

– Расскажи мне обо всем, что ты делал и видел после того, как меня выбросили, – велела она.

Я поведал ей укороченный вариант истории, посчитав, что этого хватит. Она безучастно слушала, и только однажды у нее загорелись глаза, когда я рассказывал о том, как прирезал спантийского отравителя. Я уже закончил, а она все еще смотрела на меня, сидя так же тихо, как и старый придурок в доспехах рядом с ней.

– Так какой у нас теперь план? – поинтересовался я.