Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе

Как бы я хотел, чтобы у меня была с собой ручка, чтобы отдать должное той неделе, которую я провел взаперти в Кэмпден-Хилле! Наверняка запиши я все свои мысли в то время, вас бы позабавило подобное чтение, но тогда мне совершенно не хотелось смеяться над ситуацией. Не то чтобы я совсем не смеялся, я часто подавлял смех, когда мы с Раффлсом находились в одной комнате. Но половину времени мы не видели друг друга. Мне не нужно говорить вам, чьей это было виной. Он был молчалив и просто до смешного серьезен в соблюдении отдыха. Кинглэйка он читал час днем и час ночью, при свете висячей лампы, лежа наверху на занятой им лучшей кровати. В гостиной было достаточно дневного света, и там я сидел, погрузившись в книги по криминологии, пока меня не пробивала дрожь до самых пальцев ног. Часто я стремился сделать что-то безумно отчаянное, поднять Раффлса и разбудить всю улицу. Однажды у меня получилось, он прибежал в гостиную, услышав одну ноту, которую я взял на пианино, приглушая звук педалью. Его пренебрежение мной казалось бессмысленным в то время. Сейчас я понимаю, что он делал все, чтобы нас не раскрыли, и его молчание было оправданным, как и его одиночные выходы из дома, которые так раздражали меня. Он был намного более ловок, чем я, особенно хорошо у него получалось незаметно выходить из дома и заходить в дом, но, даже если бы я был так же ловок и осторожен, как он, моя компания бы удвоила риск того, что нас обнаружат. Я признаю теперь, что он не избегал меня, а лишь соблюдал осторожность. Но в то время я воспринял его отношение ко мне не так хорошо и даже запланировал небольшое возмездие.

С его густой бородой и потрепанностью его единственного костюма, который он привез с собой в дом, у Раффлса теперь было преимущество постоянной маскировки. Это было одним из его оправданий за то, что он оставлял меня дома, и я решил доказать ему, что он зря беспокоится. Поэтому однажды утром, когда я проснулся и обнаружил, что он вновь куда-то ушел, я приступил к выполнению плана, который уже созрел у меня в голове. Полковник Крачли был женатым мужчиной, признаков наличия детей в доме не наблюдалось, но вот довольно много женских вещей все же было, и жена его явно следила за модой. Ее платья заполняли всю гардеробную и ее комнату, в которой стояли большие плоские картонные коробки с разными предметами женского гардероба. Она была высокой, а я не слишком. Как и Раффлс, я не брился в Кэмпден-Хилле. Тем утром, однако, я гладко выбрился, используя очень хорошую бритву, которой пользовался полковник и которую он оставил в моей комнате. Затем я проинспектировал гардероб и картонные коробки и остановил свой выбор на нескольких вещах.

У меня светлые волосы и в то время они были довольно длинными. С помощью щипцов миссис Крачли и сетки для волос я смог обзавестись почти нескромной челкой. Большая черная шляпа с пером для зимнего сезона завершила мой наряд, превратив его в неподходящий для этого времени года, как и утепленная юбка для катания на коньках, и боа с перьями. Конечно, леди забрала все свои летние платья с собой в Швейцарию. Этот факт был усугублен тем, что у нас за многие годы выдался на редкость теплый сентябрь, так что я был даже рад услышать шаги Раффлса, добавляя слой пудры на мое разгоряченное лицо. Я слушал, как мой друг идет по коридору, но когда он вошел в кабинет, я решил воспользоваться моментом, чтобы добавить последние штрихи своему образу. Я преследовал сразу две цели: напугать его – а тогда я был уверен, что он заслужил этого, – и показать ему, что я тоже могу спокойно выходить на улицу, и меня никто не узнает. Однако признаюсь, перчатки, которые я надел в спешке, оказалась парой полковника, но тогда я даже не обратил на это внимание и тише обычного стал спускаться вниз. Электрический свет освещал комнату, как обычно в дневное время, и под ним стоял человек самого внушительного телосложения, которое я когда-либо видел за всю свою преступную жизнь.

Представьте себе худощавого, но чрезвычайно жилистого человека старше среднего возраста с истощенным и коричневатым лицом, как у любого неприятного человека, но необычайно хладнокровной манерой держаться и проницательной осторожностью, соперничающей с осторожностью Раффлса. Это был… это мог быть лишь тот самый бывший военный и тюремщик – полковник! Он был готов к встрече со мной, револьвер уже был в его руке, как я мог видеть, он взял его в одном из запертых ящиков, к которым Раффлс отказался подбирать ключ. Ящик был открыт, и связка ключей висела в замке. Зловещая улыбка смяла лицо полковника, будто пергаментную бумагу, так что один глаз оказался прищурен, а другой был подперт моноклем, который до моего появления висел на шее.

– Небеса, здесь женщина! – воскликнул воин. – И где же мужчина, отвечай мне, бесстыдная девица!

Я не мог произнести ни слова. Но в своем ужасе и изумлении я понимал, что никто, кроме меня, не виноват в том, что я оказался в подобной ситуации.