Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе

Я подумал, что никогда еще не радовался при виде связанного человека. Но всякая человечность, похоже, вышла из Раффлса с кровью. Он разорвал скатерть, сорвал шторные шнуры, затем принес чехлы для мебели из гостиной и еще больше укрепил каждый узел. Ноги несчастного человека были привязаны к ножкам стула, руки к подлокотникам, его бедра и спина словно были приклеены к кожаной поверхности. Из-за кляпа его щеки натянулись, середина кляпа была скрыта за его усами… а сам кляп удерживали на месте болезненно завязанные узлы на затылке. Это было зрелище, которое я не мог долго созерцать, как до этого я оказался физически неспособным вынести свирепый и непримиримый взгляд. Но Раффлс лишь рассмеялся над моей брезгливостью и накрыл полковника чехлом. Я покинул комнату, не в силах больше видеть нашего пленника.

Это был Раффлс в его худшее время, я никогда ни после этого, ни прежде не видел его настолько безумным от боли, гнева и отчаянья… Он стал похож на любого другого преступника. Но, даже тогда он не нанес пленнику жестокого удара, с его губ не слетела бесчестная насмешка, и он не попытался нанести противнику и десятой доли той боли, которую сам терпел в тот момент. Это правда, что он был чудовищно неправ в данной ситуации, а его жертва законопослушна и права во всем. Тем не менее, размышляя над первоначальной ситуацией и учитывая это непредвиденное развитие, я не представлял менее болезненного исхода. Раффлс даже проявил человечность, спасая нас обоих. И если бы его варварство закончилось на этом, я бы не считал его действия обострением незначительного правонарушения. Но при свете в ванной комнате, в которой было окно, но не было занавески, я увидел, насколько серьезно он ранен и как ему больно.

– Из-за этого я буду как минимум месяц хромать, – сказал он, – и если полковник останется жив, то рана, которую он нанес, может быть идентифицирована с раной, которую я получил.

Действительно, он говорил под влиянием чудовищной боли. Но чтобы усомниться в том, что полковник останется жив!

– Конечно, он выживет, – сказал я. – Иначе никак нельзя.

– Он упоминал, что ожидает слуг или жену? Если да, то мы должны действовать быстро.

– Нет, Раффлс, боюсь, он никого не ждет. Он сказал мне, что если бы он не приехал сюда за корреспонденцией, мы могли бы жить еще неделю. Так некстати все.

Раффлс улыбнулся, завязывая на ноге лоскут обыкновенной простыни. Кровь остановилась.

– Я не согласен, Банни, – сказал он. – Это как раз очень даже кстати.

– Что именно? То, что полковник должен умереть?

– Почему бы и нет?

Раффлс уставился на меня, и его глаза были полны безжалостного и зловещего света, от которого у любого бы застыла кровь в жилах.

– Если это выбор между его жизнью и нашей свободой, ты имеешь право на свое решение, а я на свое, и я уже принял его, прежде чем связать его, – сказал Раффлс. – Будет жалко, если после всех моих стараний ты останешься здесь и освободишь его, прежде чем он испустит дух. Возможно, тебе стоит подумать над этим еще, а я пока отмою кровь с одежды и высушу ее у плиты. Это займет не менее часа, что даст мне время дочитать последний том Кинглэйка.

Однако задолго до того, как он был готов, я уже ждал его в зале. Я сменил одежду, но внутри меня бушевала буря эмоций. Один или два раза я заглядывал в столовую, где Раффлс сидел перед плитой, стараясь, чтобы он не услышал меня. Он тоже уже был готов уйти отсюда, его левая штанина полностью высохла, но он все еще был погружен в красный томик. В кабинет я больше не заходил, но Раффлс побывал там, чтобы поставить все книги назад на те места, откуда их взял, и тем самым поступил так, как и хотел, создав видимость, что в доме не было посторонних. Напоследок я услышал, как он снял мебельный чехол с полковника, затем он подождал минуту и вышел со мной из дома через парадную дверь, будто этот проклятый дом и в самом деле принадлежал ему.

– Нас увидят, – прошептал я, следуя за ним. – Раффлс, Раффлс, на углу полицейский!

– Я его хорошо знаю, – ответил Раффлс, но все же повернул в другую сторону. – Он обратился ко мне в понедельник, и я сказал ему, что служу солдатом в полку Крачли и что мне поручили приходить сюда раз в несколько дней, чтобы проверить дом и отправить полковнику все важные письма. Видишь ли, я всегда имел при себе одно или два письма, перенаправленных на адрес в Швейцарии, и когда я показал их полицейскому, он сразу же поверил мне. Я решил проследить за ним после этого, наблюдая от почтового ящика.

Я промолчал. Меня многое раздражало в его гениальных уловках, о которых он никогда не предупреждал заранее. И я знал, почему он молчал о своих последних подвигах. Он не доверял мне достаточно, чтобы выпустить из дома, и ради этого систематически преувеличивал опасности собственных прогулок снаружи. Поэтому когда к этим обидам он добавил покровительственный комплимент моей маскировке, я лишь промолчал.

– Какая польза от того, что ты бы пошел со мной? Я последовал за ним через оживленную улицу Ноттинг-Хилл.