Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе

– Но это доисторическая школа, – возразил милорд. – Много молодой крови появилось со времен Уильяма Свита.

– Верно, у нас был Пис, – сказал Паррингтон и начал подробно описывать последние мгновения жизни этого преступника. Его монолог продолжался так долго, что я было подумал, что мы навсегда отошли от темы. Но лорду Торнэби не могли отказать.

– Уильям и Чарльз – умершие монархи, – сказал он. – Правит в их сфере тот, кто обчистил бедолагу Дэнби на Бонд-стрит.

Трое заговорщиков замолчали, – я уже давно понял, что Эрнест не был посвящен в их секрет, – а затем кровь застыла у меня в жилах…

– Я его хорошо знаю, – сказал Раффлс, подняв глаза.

Лорд Торнэби в ужасе уставился на него. Улыбка на наполеоновском лице юриста выглядела вынужденной и застывшей впервые за весь вечер. Наш писатель, который слизывал сыр с ножа, порезался и оставил на бороде шарик крови. Бесхитростный Эрнест был единственный, кто тихонько рассмеялся.

– Подождите! – воскликнул лорд. – Вы знаете вора?

– Хотел бы я, чтобы это было так, – ответил Раффлс, посмеиваясь. – Нет, лорд Торнэби, я лишь имел в виду ювелира, Дэнби. Я всегда покупаю у него подарки на свадьбу.

Я услышал три одновременных вздоха облегчения и только после этого позволил и себе глотнуть немного воздуха.

– Подозрительное совпадение, – сухо заметил наш хозяин, – потому как я верю, что вы знакомы с людьми из Милчестера, где спустя несколько месяцев у леди Мелроуз украли ожерелье.

– Я был там в то время, – охотно согласился Раффлс. Его улыбка согрела бы даже самого твердолобого сноба.

– Мы считаем, что обе кражи совершил один человек, – по-видимому, лорд Торнэби говорил за весь Клуб криминалистов и с меньшей суровостью в голосе.

– Мне только жаль, что я не наткнулся на него тогда, – сердечно продолжал Раффлс. – Он преступник в гораздо большей степени, чем ваши убийцы, которые сквернословят на эшафоте или говорят о крикете в камере осужденных!

– Этот человек может быть сейчас здесь, – сказал лорд Торнэби, глядя Раффлсу в лицо.

Но его манера была похожа на поведение актера, который играет неубедительно, но намеревается доиграть до самого горького финала. Он стал озлобленным, ведь даже богатый человек может проиграть пари.

– Вот была бы потеха, если бы он и правда был здесь! – воскликнул писатель Дикого Запада.

– Absit omen![2] – пробормотал Раффлс более уместную фразу.

– Тем не менее, я думаю, вы согласитесь, что это соответствует почерку данного вора, – заявил Кингсмилл. – И это вполне соответствовало бы характеру этого человека, насколько нам известно: посетить именно президента Клуба криминалистов и выбрать вечер, когда он развлекает других членов клуба.

Эта остроумная реплика была более убедительна, чем слова нашего благородного хозяина, но это легко объяснялось тем, что барристер постоянно выступал в зале суда, убеждая судьей с помощью блефа. Однако лорда Торнэби поразило развитие его собственной идеи, и с некоторой неуверенностью в голосе он подозвал дворецкого, который контролировал подачу блюд.

– Леггетт! Пошли кого-нибудь наверх, чтобы убедиться, что все двери открыты и в комнатах полный порядок. Какую ужасную идею вы подали мне, Кингсмилл, или… я сам себе подал! – добавил лорд, чуть смягчив тон и показав, что он в замешательстве. – Мы выглядим дураками. Не помню, кто из нас увел разговор от основного потока крови в эту воду грабежей. Вы знакомы с шедевром де Квинси «Убийство как искусство», мистер Раффлс?

– Кажется, я когда-то читал его, – с сомнением ответил Раффлс.

– Вы должны прочитать его снова, – продолжал граф. – Это последнее слово в криминалистике, все, что мы можем добавить к этому, – ничто иное как жестокая иллюстрация или окровавленная сноска, совершенно недостойная текста де Квинси. Да, Леггетт?

Почтенный дворецкий стоял, тяжело дыша и прикрывая рот локтем. До этого момента я не замечал, что он астматик.

– Прошу прощения, ваша светлость, но я думаю, что вы, должно быть, запамятовали.

Предложение постоянно прерывалось тяжелыми вздохами, но слова упрека едва ли могли быть выражены более деликатно.

– Запамятовал, Леггетт! И что же я забыл, по-твоему?

– Запереть дверь гардеробной вашей светлости за вашей светлостью, милорд, – пробормотал несчастный Леггетт, глотая воздух и делая паузы через каждые несколько слов. – Я поднимался сам, милорд. Дверь спальни… дверь гардеробной… обе заперты изнутри!

К этому времени благородный хозяин был в худшем состоянии, чем его слуга. Под тонкой кожей его лба вздулись вены, щеки надулись, словно шары. Через секунду он вскочил с места и выбежал из комнаты, позабыв о нас, своих гостях, и помчался наверх.

Раффлс был так же взволнован, как и любой из нас, и опередил всех. Розовощекий маленький адвокат и я участвовали в подобии гонки за предпоследнее место, и оно досталось мне, тогда как задыхающийся дворецкий и другие слуги заняли тыл. А наш нетрадиционный писатель первым предложил свою помощь и совет.