– Я уже говорил тебе, – сказал Раффлс. – Я собираюсь заставить его.
– Но как? – спросил я. – Когда и где?
– Близ Филипп, Банни, где я сказал, что увижу его. Какой же ты, Банни, забывчивый!
– Возможно, ты подзабыл Шекспира, Банни, но ты обязан помнить эти строки.
И я смутно припоминал, что слышал их раньше, но понятия не имел, что хочет сказать Раффлс, цитируя их, и я честно сказал ему об этом.
– Театр войны, – ответил он. – И вот мы на пороге!
Раффлс внезапно остановился. Это был последний темный час в эту летнюю ночь, но свет от соседнего фонаря упал на его лицо, когда он повернулся.
– Кажется, ты также спрашивал «когда», – продолжил он. – В эту самую минуту… если ты подсадишь меня!
Позади него, чуть выше его головы, не огороженное решеткой, находилось широкое окно с проволочной сеткой, под ним были золотом выведены имена, и я прочитал знакомое имя Насмита.
– Ты же не собираешься залезть внутрь?
– В этот же миг с твоей помощью и через пять или десять минут, если решишь не помогать мне.
– Неужели ты принес… свои инструменты?
Он мягко похлопал по карману.
– Не все, Банни, но никогда не знаешь, когда захочешь воспользоваться одним или двумя. Я рад, что взял их с собой. А ведь чуть не оставил.
– Должен сказать, я думал, что ты все-таки оставил инструменты и просто вышел глотнуть свежего воздуха, – сказал я укоризненно.
– Но ты должен быть рад, что я этого не сделал, – ответил он с улыбкой. – Это будет означать вклад старины Насмита в Фонд Основателя, и я обещаю, что он внесет достаточно денег! Мне повезло, что я все-таки взял с собой инструменты. Теперь ты поможешь мне использовать их или нет? Если да, то время пришло, если нет, то уходи прямо сейчас и…
– Не так быстро, Раффлс, – сказал я возмущенно. – Ты, должно быть, планировал все это до того, как пришел сюда, иначе ты никогда бы не взял инструменты.
– Мой дорогой Банни, они часть моего набора! Я держу их в кармане своей вечерней одежды. Что касается самого фонда, я даже не думал об этом, тем более ради того, чтобы заставить кого-то пожертвовать сотню. Но даю тебе слово, что это все, чего я коснусь, Банни… я не заберу ничего себе сегодня ночью. В этом нет риска. Если меня поймают, я просто притворюсь мертвецки пьяным и ведущим разгульный образ жизни человеком. Мое проникновение будет списано на очевидную реакцию после того, что произошло на собрании. А если мы продолжим стоять здесь, то кто-нибудь нас точно поймает. Выбор за тобой: идти спать или помочь мне… если только ты полон решимости «пронзить Брута»!
Мы стояли под окнами всего минуту, и улица все еще была тихой, как гробница. Мне казалось, что вряд ли опасность подстерегает нас именно здесь, когда мы тихонько обсуждаем все. Но, даже когда я отказался помогать ему, Раффлс подпрыгнул и легко уцепился за подоконник над собой, сначала одной рукой, а затем другой. Его ноги качнулись, как маятник, когда он подтянулся на руках, а затем переместился вверх и постепенно взобрался на подоконник. Но подоконник оказался слишком узким для него, Раффлс не мог продвинуться дальше без посторонней помощи, и я больше не мог неподвижно наблюдать за ним. Мне и впрямь хотелось помочь ему совершить его подвиг, который одновременно ожесточил меня и смягчил мое сердце. В тот самый момент я вспомнил о строчках, которые он процитировал. Стыдно признать, что именно я был их автором, написав их для школьной газеты. Так что Раффлс знал их лучше, чем я, и использовал, чтобы убедить меня помочь ему! И ему это удалось – через секунду мои округлые плечи сделались пьедесталом для его болтающихся в воздухе ног. Затем я услышал тихий скрип старого металла, а потом Раффлс открыл окно так медленно и мягко, что даже я бы не услышал, как он это сделал, если бы не находился под ним и не прислушался.
Раффлс исчез внутри, затем высунулся, протянув мне руки.
– Пойдем, Банни! Тебе будет безопаснее внутри, чем снаружи. Поднимись на подоконник и позволь мне поднять тебя за руки. Теперь вместе… тише… и вверх!