Появилась дилемма, которую не мог предусмотреть даже сам Раффлс! В темноте снаружи мне было довольно просто играть свою дерзкую роль, но продолжить импровизацию внутри означало, что сложность и риск удвоятся. Это правда, что я подобрал наряд настоящего детектива: пальто и котелок, но моя внешность едва ли была убедительной. С другой стороны, если я откажусь войти в дом, как хранитель подарков, которые находились внутри, то явно возбужу против себя подозрения. К тому же я не мог забыть, что это и есть моя цель – попасть в дом тем или иным путем. Поразмыслив немного, я все же решил взять свою дилемму за рога.
В помещении над оранжереей послышались звуки зажигания спичек. Открытое окно осветилось, как пустая рама для картины, гигантская тень колебалась на потолке, и только в следующие полминуты я вспомнил, что мне необходимо завязать шнурки. Но свет не торопился, он исчез и медленно появился вновь за стеклом наружной двери дальше по тропе. И когда дверь открылась, моему взору предстал горе-собеседник, который стоял внутри и держал свечу между нашими лицами.
Я встречал стариков, которые выглядели вдвое моложе своих лет, и молодых мужчин, которые выглядели вдвое старше, но никогда еще я не видел безбородого мальчика восьмидесяти лет, хрипящего при каждом дыхании, трясущегося от каждого вздоха, которого почти не держали собственные ноги, покачивающегося и задыхающегося так сильно, будто он вот-вот умрет прямо на месте. Но, несмотря на свое состояние, молодой Медликотт пристально посмотрел на меня, и прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он позволил мне взять у него свечу.
– Я не должен был спускаться, сделал себе же хуже, – отрывисто зашептал он. – А подниматься будет и того сложнее. Дайте мне руку. Подниметесь? Хорошо! Знаете, я чувствую себя не так плохо, как выгляжу. У меня есть хороший виски. С подарками все в порядке, но если на них кто-то покусится, то вы быстрее услышите об этом здесь, чем снаружи. Теперь я готов… спасибо! Постарайтесь не создавать слишком много шума… а то разбудите мою маму.
Должно быть, нам потребовались минуты, чтобы подняться по одному-единственному лестничному пролету. Лестница была узкой и мне еле хватило места, чтобы держать его за руку. На следующем пролете мы поднимались постепенно, шаг за шагом, на каждой ступеньке Медликотт глотал немного воздуха, а на середине лестницы пошла настоящая битва за дыхание. Наконец мы достигли библиотеки, дверь из которой вела в спальню. Но усилия лишили моего бедного компаньона дара речи. Его легкие вскрикивали, как ветер, он мог лишь указать на дверь, в которую мы вошли и которую я закрыл, подчиняясь его жестам, а затем он кивнул в сторону графина на ночном столике. Я дал ему почти половину стакана воды, и его пароксизм немного успокоился, когда он сел, сгорбившись, в кресло.
– Я был дураком… что лег спать, – пробормотал он шепотом, делая длинные паузы. – Лежать в постели, словно в аду… когда выдалась по-настоящему плохая ночь. Вы можете передать мне коричневые сигареты… на столе там. Отлично… премного благодарен… а теперь спички!
Астматик откусил кончик сигареты и вскоре уже задыхался от дыма, который он отчаянно вдыхал и выдыхал в яростных припадках кашля. Никогда я не видел столь странного лекарства. Оно казалось формой медленного самоубийства. Но все же постепенно некоторые незначительные улучшения стали очевидными, и наконец больной был в состоянии сесть вертикально и осушить свой бокал с глубоким вздохом удовлетворения. Я тоже вздохнул, потому как только что стал свидетелем борьбы за жизнь человека в расцвете его юности. За то короткое время, что мы были знакомы, он мне стал симпатичен, его улыбка появилась, как солнечный луч сквозь тяжелые облака его мучений, и его первые слова были благодарностью за то немногое, что я сделал для него.
Его благодарность заставила меня забыть, кто я на самом деле. Но это чувство насторожило меня. И я не был готов к замечанию, которое последовало за этим, я понял, что все еще нахожусь под подозрением.
– Знаете ли вы, – сказал молодой Медликотт, – что вы совсем не похожи на детектива?
– Рад это слышать, – ответил я. – Иначе не было бы смысла появиться в штатском, если бы мой вид говорил о том, кто я есть.
Собеседник успокоил меня хриплым смехом.
– В этом что-то есть, – сказал он, – хотя я ума не приложу, как страховой компании удалось заставить человека вашего класса выполнять их грязную работу. И как мне удалось уговорить вас, – добавил он, – составить мне компанию в столь плохую ночь, которой у меня давно не было. Мне повезло с вами. У вас налито? Хорошо! Могу я узнать, не найдется ли у вас вечерней газеты?
Я сказал, что привез ее, но, к сожалению, оставил в поезде.
– Знаете ли вы о том, как идет испытательный матч? – воскликнул мой астматик, наклоняясь вперед в своем кресле.
– Я могу вам это сказать, – сказал я. – Мы вышли первыми…
– О, я все об этом знаю, – прервал он. – Я видел наш плачевный счет до обеда. Сколько мы наскребли в итоге?
– Мы все еще скребем.
– Не может быть! И какой счет?