– Более двухсот за семь калиток.
– Кто занял позицию?
– Раффлс. Он смог принести шестьдесят два очка!
И в моем голосе послышалась нотка восхищения, хотя я попытался скрыть его. Но энтузиазм молодого Медликотта был намного сильнее моего, казалось, что это он близкий друг Раффлса, и в восторге он смеялся, пока не запыхался.
– Дорогой старина Раффлс! – задыхался он при каждой паузе. – Его взяли в команду последним – и не прогадали! Такой крикет мне по душе, сэр. Хвала Юпитеру, мы должны выпить в его честь! Забавная вещь – астма: ликер влияет на вашу голову не больше, чем на человека с укусом змеи, но облегчает все симптомы и помогает справиться с приступом. Врачи пропишут вам ликер, но сначала вы должны спросить их. Хотя от них не так много прока в лечении астмы! Я знаю только одного, кто смог остановить приступ, и только с помощью амилнитрита. Смешная жалоба от меня. По крайней мере, повышает ваше настроение, если угодно. С моим здоровьем нельзя переживать за то, что будет завтра, каждый вздох может стать последним. Ничто другое вас не беспокоит. Тост за удачу А. Дж. Раффлса, будем надеяться, что он наберет сенчури!
И он поднялся на ноги ради тоста, но я осушил свой бокал сидя. Я почувствовал необоснованную злость на Раффлса и за то, что он делал, – за то, что он вел в матче и бил рекорды, совершенно не беспокоясь обо мне. Его провал был бы намного лучше, он показал бы хоть какое-то беспокойство. Я не сомневался, что Раффлс не мог предположить, что я буду выпивать со старшим сыном хозяев дома, который я пришел ограбить. Разве можно было предсказать, что я буду беседовать с ним, слушать его исповедь и горечь, восхищаться его неунывающим характером и мужеством и честно пытаться облегчить его страдания! Я оказался в сложнейшей ситуации – как я мог ограбить его дом или его самого после этого? И все же я вызвался сделать это. Раффлс никогда и ни за что не поймет меня!
Но даже это было не самое худшее. Я не был уверен, что молодой Медликотт доверяет мне. Я боялся этого с самого начала, и теперь (разделяя с ним вторую порцию алкоголя, который не мог повлиять на человека в его состоянии) он почти открыто признал это. Астма – такая забавная штука (он настаивал), что он даже не расстроится, если окажется, что я пришел, чтобы забрать подарки, а не сберечь их! Я постарался показать, что оценил шутку, но мне это плохо удалось. И за этой шуткой последовало наказание – самый жестокий пароксизм, который был у несчастного в этот вечер: борьба за дыхание стала быстрее и яростнее, чем прежде, и его потуги оставались безрезультатными. Я приготовил сигарету, но бедолага слишком запыхался, чтобы вдохнуть. Я наполнил его бокал еще большей порцией виски, но он остановил мою руку.
– Амил, принесите амил! – выдохнул он. – Банка на тумбочке возле моей кровати.
Я ворвался в его комнату и вернулся с маленькой оловянной банкой, внутри которой находились круглые таблетки, похожие на миниатюрные крекеры в клочьях ситца. Молодой страдалец сломал одну в своем носовом платке и немедленно погрузил туда лицо. Я внимательно наблюдал, и когда тонкий запах достиг моего носа, он был нефтяной и маслянистый. Плечи молодого мужчины расслабились после долгой муки, судорожные и быстрые вздохи стали естественным дыханием и после внезапной остановки ожесточенной битвы за жизнь воцарилась сверхъестественная тишина. Между тем спрятанное лицо покраснело до ушей, и когда оно наконец поднялось, раскрасневшаяся кожа была словно оптической иллюзией.
– Он заставляет кровь отлить от сердца, – прошептал Медликотт, – и останавливает приступ на какое-то время. Если бы только это продолжалось! Но больше одного раза без присутствия врача его использовать нельзя. Даже одного достаточно, чтобы вы почувствовали запах серы… Что-то случилось? Вы прислушиваетесь к чему-то! Если это полицейский, то мы поговорим с ним.
Это был не полицейский; это был даже не звук снаружи, который я уловил во время внезапного прекращения схватки за дыхание. Это был шум, звук шагов в комнате под нами. Я подошел к окну и высунулся: прямо под ним, в оранжерее, можно было видеть слабый проблеск света в соседней комнате.
– Одна из комнат, где находятся подарки! – прошептал Медликотт у моего локтя. И когда мы отошли чуть в сторону вместе, я впервые открыто посмотрел ему в лицо.
Я посмотрел ему в лицо как честный человек, потому что чудо должно было сделать меня таким вновь. Швартовые отданы – мой курс неизбежен. Моей целью стало предотвратить то, что я сам пришел сюда совершить! Довольно продолжительное время я уже не мог и подумать о том, чтобы обокрасть этот дом, но теперь я мог позволить себе признать невозможность этого и перестать испытывать бурю эмоций при мысли о Раффлсе и астматике. Я мог сыграть в игру с ними обоими, потому что это была одна и та же игра. Я мог сохранить свою честь вора и все-таки восстановить часть того, что я потерял как честный человек!