Важно! Эти слова пролились бальзамом на мое сердце, поскольку я знал, что Раффлс не бросается подобными словами, если в самом деле так не считает, и я увидел себя в более выгодном свете. Я перестал краснеть из-за событий этой ночи, он, похоже, смирился с ними. Теперь я действительно осознал, что вел себя подобающе в столь сложной ситуации, и что Раффлс, похоже, тоже так думает. Он изменил мое мнение о своих и моих действиях, но все же у меня оставался один вопрос к нему. Была одна вещь, которую он мог бы простить мне, но я чувствовал, что не могу простить ни Раффлса, ни себя за это. И это была рана на его голове, рассмотрев которую в поезде, я внутренне содрогнулся.
– И подумать только, что я сделал это, – застонал я, – и что ты допустил такое, и что мы не получили ничего за нашу ночную работу! Этот бедный астматик сказал, что у него была плохая ночь, возможно худшая в жизни, но готов уверенно заявить, что, по крайней мере, для нас она была самой ужасной ночью за все время нашего знакомства.
Раффлс улыбался под двойными лампами купе первого класса, которое мы выкупили.
– Не соглашусь с тобой, Банни, у нас бывали дни и хуже.
– Ты хочешь сказать, что тебе все же удалось что-то взять?
– Мой дорогой Банни, – ответил Раффлс, – ты должен помнить, как долго у меня созревал преступный план, и каким ударом для меня оказалось перекладывание всех обязанностей на твои плечи, и как далеко я отправился только ради того, чтобы увидеть, что ты исполнил все отлично. Ты уже знаешь, что я видел и хорошо понял твои мотивы. Еще раз честно заявляю, что сделал бы то же самое на твоем месте. Но я не был на твоем месте, Банни. Мои руки не были так же плотно связаны, как твои. К сожалению, большинство драгоценностей уже отправились в медовый месяц со счастливой парой, но вот это колье с изумрудами было на месте, и я не знаю, как невеста могла оставить этот бриллиантовый гребень. А вот этот серебряный кинжал я хотел заполучить в течение многих лет… Из таких кинжалов получаются очаровательные ножи для бумаги… А этот золотой портсигар чудесно подойдет для твоих маленьких «Салливанов».
И это были не все вещи, которые Раффлс разложил на противоположном сиденье. Не буду лгать – эта добыча была не лучшей из всех, что были у нас, и новости об ограблении затмил результат второго испытательного матча австралийского тура.
Ловушка для взломщика
Я уже выключил свет, когда в соседней комнате настойчиво зазвонил телефон. Я выпрыгнул из кровати скорее в полуспящем, чем в полупроснувшимся состоянии. Еще минута – и я бы провалился в сон, не услышав звонка. Был час ночи, в тот вечер я ужинал со Свигги Моррисоном в его клубе.
– Алло!
– Это ты, Банни?
– Да… это ты, Раффлс?
– То, что от меня осталось! Ты мне нужен, Банни, и прямо сейчас.
И даже по телефону я смог различить в его голосе дрожь от страха и волнения.
– Что стряслось?
– Не спрашивай! Никогда не знаешь…
– Я сейчас же приеду. Ты еще здесь, Раффлс?
– Что такое?
– Ты меня слышишь?
– Да-а-а.
– Ты в Олбани?
– Нет, нет, у Магуайра.
– Ты мне ничего об этом не говорил. А где живет Магуайр?
– На Хафмун-стрит.
– Я знаю, где это. Он сейчас с тобой?
– Нет, еще не пришел… и я пойман… в ловушку.
– Пойман?!
– В ловушку, которой он так хвастался. Поделом мне! Я не верил ему. Но я все-таки попался… все-таки… попался!
– Он же сказал нам, что ставит ее каждую ночь! О, Раффлс, что она собой представляет? Что мне делать? Что принести?
Его голос становился все слабее, а теперь ответа не было вообще. Снова и снова я спрашивал Раффлса, слышит ли он меня, но единственным звуком, который раздавался в ответ, был лишь низкий металлический гул телефонной линии. И затем, прижимая к уху трубку и оставаясь в безопасности своих четырех стен, я услышал на другом конце провода одинокий стон, за которым последовал страшный грохот падающего тела.
Ослепленный паникой, я ринулся обратно в спальню, кое-как натянул на себя мятую рубашку и вечерний костюм, лежавшие там же, где я их оставил. Но я так же слабо отдавал себе отчет в том, что делаю, как и в том, что собираюсь делать дальше. Уже потом я обнаружил, что повязал новый галстук, причем гораздо более аккуратно, чем обычно. Помню, что тогда я не мог думать ни о чем, кроме Раффлса, угодившего в некую дьявольскую ловушку. Я представлял себе скалящееся чудовище, которое подкрадывалось к бесчувственному телу, чтобы нанести смертельный удар. Должно быть, перед уходом я по привычке бросил взгляд в зеркало, но в тот момент внутреннее зрение победило внешнее, и вместо своего отражения я увидел устрашающую фигуру знаменитого боксера Барни Магуайра, за которым водились и хорошая, и дурная слава.