Читаю про испытателя, погибшего в Индонезии. Вроде грамотный, карьеру быстро сделал. Даже получил звание космонавт–исследователь. И везде‑то он был старший или ведущий. Потом, конечно, в середине 90–х, жизнь его помотала, вплоть до ухода в ГА. Правда, в гражданской авиации он полетал лишь вторым пилотом на Боинге, немножко, примерно год. Так что психология его осталась явно испытательской.
Характерно его заявление накануне рокового полета: «хотелось бы испытать поведение самолета в условиях тропического ливня». А на том вулкане постоянные грозы; в его окрестностях, по словам аборигенов, не гремит всего‑то дней 40 в году. Так что вполне можно предположить, куда направлен был вектор интересов пилота возле той горы.
В условиях мощно–кучевой облачности могло и швырнуть вниз потоком. О полетах в горах Индонезии у него не было ни малейшего понятия. Местные пилоты особо отмечают сложность и опасность полетов в этих местах, там часто бывают локальные смерчи. И так уже на склонах горы лежит семь самолетов; теперь вот восьмой.
Кто надоумил менеджеров и кто утвердил выполнение показательных полетов, да ещё с пассажирами, в столь опасном месте, конечно, выяснится.
Думается, возраст и опыт летчика тоже сыграли тут свою роль. Я прекрасно помню себя в таком возрасте, в конце летной карьеры. Вот и ему тоже было 57 лет и более 9000 часов налета. Страх потерял? Самоуверенность?
Жорж Шишкин считает, что у испытательского экипажа не было опыта международных полетов, что это короли круга, что они, будучи в Индонезии впервые, не подготовились к полетам в горах, не проконсультировались с местными пилотами, не облетали предварительно маршрут на легком самолете.
Ага. Там – давай–давай; какие ещё консультации…
Герасимов говорит, что, возможно, экипаж отключил систему предупреждения об опасном сближении с землёй, чтоб не мешала. Это подтверждается и снимком в кабине, сделанным репортером перед полетом, на котором видно, что пресловутая лампа–кнопка отключена.
Но дело ж не в этой ССОС, или GPRS, или как там её, а в нарушении безопасной высоты при полете вне видимости земли!
Почты практически нет. Написал мне один старый переводчик, исповедующий принцип «делай это красиво». Ну, это просто ещё одно письмо пожилого человека; молодежь мне практически не пишет. Молодежь забивает меня в друзья на всяких фейсбуках, моих мирах и прочих вКонтактах. Им важно похвалиться перед себе подобными, что у них в друзяках сам Ершов, вот! И я было покупался, давал на это согласие – мне не жалко было… Дурак старый. Теперь прекратил, все просьбы о дружбе немедленно удаляю. Идёте вы пляшете.
В многочисленных выступлениях церковных иерархов на литературную тему меня зацепило высказывание украинского архиепископа Антония о том, что его тревожит литературная всеядность нынешней молодежи, ведущая к безвкусию.
Я разделяю это беспокойство. Сначала меня поражало декларируемое в интернетовских ЖЖ огромное количество поглощенной этими блогерами литературы: ой, какие вумные люди! Но теперь, с высоты возраста, начинаю понимать: какая же белиберда, какая похлебка, сродни помоям, что наливают в корыто свиньям, болтается в мозгах у этих молодых людей! И как же может всеядное животное выработать вкус? Да оно жрёт все подряд, сравнивая прожевываемое ну разве что с только что проглоченным… а там забудется.
Мне могут возразить, что сам, мол, жрёшь щековину с черным хлебом и картошкой, а туда же – беспокоишься об отсутствии вкуса у молодежи. По крайней мере, судить о вкусе вустриц может лишь тот, кто их ел.
Но мы говорим о литературе. И уж классиков я таки перечитал, и вижу в них образец. А те, всеядные, потом вырабатывают в своих пресыщенных мозгах ужасающие теории… и появляются брейвики.
То же и с изобразительным искусством. Мне есть с чем сравнивать – я в зрелом возрасте имел возможность долгое время наслаждаться настоящей живописью и имею право сравнивать с тем говном, которое нам впаривают эти скандальные галеристы и кураторы гельманы, – несмотря на то, что народ интуитивно гонит их в три шеи, – а они лезут и лезут. Современное изобразительное искусство есть городская свалка, призванная вызывать вот в тех, напичканных помоями мозгах всяческие абстракции… а потом обладатели этих засранных мозгов выходят на площади и выражают свою скуку жизни: перемен! Мы хотим перемен! Хипстеры… что с них взять.
Я начинаю понимать, почему мои опусы подвергла критике современная молодежь. Причем, не про полеты, а за жизнь. Мол, сильно об себе понимает, якает – это раз; ноет и брюзжит – два.
Они выросли в море информации и в страхе за свое неопределенное будущее. Поэтому проявление автором своих личностных качеств, как‑то: достоинство, профессионализм, забота о смене и пр. – не вписывается в понятие большинства молодых о верчении планктона среди себе подобных в борьбе за комфорт жизни.