Ворчание ездового пса

Если бы я стал известным не после 60, а после 25, неизвестно, как бы при моем слабом характере сложилась жизнь. Так что мне повезло хотя бы в том, что характер к 60 годам уже худо–бедно сложился, а страсти увяли под гнётом здравого смысла.

И вот тогда я стал знаменит! Ох, как я стал знаменит! В узком кругу любителей авиации.

Да уж. И ещё и упрямый дед. Я не признаю этого «Черного квадрата». И не считаю страшно гениальным произведение «Маленький принц». И от «Чайки по имени Джонатан Ливингстон» не в восторге. И Ахматовой с Мандельштамом не понимаю. Я имею свое, отличное от массы горожан мнение. Но сильно его не афиширую. У меня свой вкус.

Главное – не поддаться всеобщей экзальтации перед штампами. Чувствуешь, что опус не берет за душу, не воспринимается, хотя кругом фон всеобщего ему поклонения, – не бойся сказать себе, что король голый. Не ты дурак, и не ты тупой, и не ты невосприимчивый, – а просто король голый. Такое – бывает, и гораздо чаще, чем люди думают. А то, что вокруг опуса воют фанаты, так их родители были так воспитаны дедами–прадедами, и это отложилось уже в их генах. А ты добивался всего своим собственным разумом, опираясь на вечные истины классики.

Если в классике я ещё скован столетними традициями разложенных по полочкам оценок, то уж в современном искусстве могу себе позволить свое мнение иметь. Не нравится вещь – могу прямо об этом сказать, и все. И уж, во всяком случае, не поддаваться моде. Моду надо отметать напрочь, априори. Мода – порождение города и, в общем, зло, нивелирующее мышление индивидуума. Мода на Пикассо, Дали, а паче этого сермяжного… как его… ну, из‑за бугра к нам в сапогах и картузе изредка наезжает, русский современный художник… ага, Шемякин. Пошел он в зад. Короче, мода модой, а мазня есть мазня. А должно за сердце брать.

Слушал по радио интервью кого‑то с кем‑то, и промелькнули слова, наводящие меня на одну интересную мысль. Разговор шел о нашем современном кино: для кого оно делается, на чей вкус рассчитано, кто нынче определяет вкусы общества и т. п.

Этот режиссер сказал, что российское кино ориентируется на современную городскую молодежь, в основном, Москвы и Питера. То есть, получается: каких‑то пять миллионов человек определяют направление целой отрасли искусства в России.

Так ведь и мои книги востребованы именно этой группой населения, которая, кстати, вовсе не одержима страстью летать. Одержимы‑то, в основном, провинциалы. Но читается и обсуждается моя проза именно москвичами и питерцами, а значит, людьми, далёкими от проблем страны.

Я к тому это, чтобы не особо метать бисер. Все эти радзиховичи и архангельские, формирующие и направляющие поток мысли столичной молодежи, далеки от проблем ездовых псов. Мало того: правителям выгодно формировать и направлять поток в направлении Трубы. Сейчас, кстати, президент мотается по саммитам и надувает щеки. Попутно пообещал закупить у барака партию «Боингов», так, мелочевка, 50 штук. Наш авиапром такое количество ниасилит и за пять лет.

Так что, Вася, сворачивайся. Твои дневники используются утилитарно: вот, видите, как мы жили? А теперь у нас Труба, и айфоны 4–го поколения, и ЕГЭ, и гей–парады, и вы, ребята, продвинутая московская молодежь, делайте выводы.

Снова и снова наслаждаюсь прекрасной оркестровкой Минкова «Не отрекаются любя». Тогда такие песни были не в редкость; нынче, услышав приличную оркестровку, уже за одно это прощаешь песне все недостатки. В основном же, 99 процентов, идёт вал примитивного шума и ещё более примитивного текста; о смысле же песни и разговора нет: все сто процентов означают простое, вульгарное желание тела.

Летчик Леха в своем ЖЖ поведал, что пока сидит на земле, пристроился от скуки к Алексею Гервашу, который всех желающих лечит от аэрофобии тренажером Б-737; Леха там теперь вроде внештатного пилота–инструктора. Приходят разные люди: и симмеры, и посторонние, и подростки. Летают лучше всего пацаны 10–12 лет и молодые женщины: они внимательно слушают и старательно исполняют. Хуже всего обстоят дела с гнущими пальцы симмерами: понтов много, а как доходит до дела, лишние знания начинают им мешать, и они путаются в собственных яйцах.

Так что симмеры, которых я уверенно приручил пресловутой главой своей книги, – в общем‑то, не оправдывают моих надежд. Но я, собственно, писал о них как о новом явлении, в котором можно уловить тенденцию и из которого авиация может извлечь какую‑то пользу. Она и извлекла, в лице Дениса, Кости, Димки, Олега, Игоря, Макса. Но 99 процентов симмерского народа есть просто компьютерные геймеры с авиационным уклоном, которым не столько хочется летать на реальном самолете, сколько нравится гнуть пальцы в определенных кругах.