Ворчание ездового пса

Все больше и больше льну к земле, к растительным радостям бытия. Слава богу, ещё есть желания, и даже есть возможность их как‑то удовлетворить.

Совсем перестал думать о хлебе насущном. Ушла в глубину вечная тревога о пенсионном выживании. Мало того, я так легко вообще никогда не жил: потребности мои увядают с возрастом, а пенсия потихоньку растет, и нет проблем. Единственно, Надя ещё не прошла этот рубеж и внутренне мечется.

Я только думаю, как бы сохранить Наде здоровье. Предлагаю ей бросить уже работу, а заняться каким‑нибудь фитнесом, чтобы жить легко, не принимая решений, в кругу единомышленников, в увлечении, в удовлетворении простых желаний, в умении этим наслаждаться. Ну, думаю, – и я, и её возраст, в конце концов, переломят её страх предстоящей ненужности обществу. Не век же ему, этому обществу, служить.

Старость – пора философская. Созерцай и размышляй, читай, открывай для себя мир, – ведь за проклятой работой было вечно некогда. Ходи в концерты. Раз в месяц мы вполне можем это себе позволить. Ковыряйся на даче до посинения. Близость с землёй в старости важнее близости с обществом. Зачем в старости конфликты и тревоги? Зачем нам политика? Жизнь без погони за куском хлеба – прекрасна. Человек должен в старости быть самодостаточен и как можно меньше доставлять тревог детям и внукам.

Такова была моя мама. 11–го ноября исполнится полгода, как её нет на свете.

Конечно, до 70 лет можно чуть–чуть, самую малость, ещё как‑то контактировать с тем обществом. Дальше – лучше не надо.

Мне проще, потому что живут мои книги. Вот пусть с ними общество и контактирует. А я тихо уйду.

Я никогда не лазил глубоко в интернет. Он полон слухов, сплетен, легенд, полулжи, грязи и гнилой московской городской политики. Я брезгую прикасаться ко всему московскому. Меня спасает моя провинциальность.

И без Москвы в Красноярске можно жить. И нужно жить, не думая о ней.

Поэтому для меня интернет ограничивается авиацией.

На авиа ру какой‑то зоил упорно и настойчиво, пост за постом, клюёт меня, обзывая графоманом и «далеко не Марселем Прустом». Что за Пруст – ну, найду, почитаю. Фамилию слыхал, но потребности ознакомиться с творчеством знаменитого пейсателя не было; теперь вот появилась.

Ага. В Википедии говорится, что Пруст – мастер психологического романа, писал на рубеже XIX и XX веков, прославился своим циклом «В поисках утерянного времени», самым длинным в мире художественным произведением; кроме того, сам был педерастом и содержал публичный дом для гомосексуалистов.

И правда… я не Марсель Пруст! Слава богу.

А читать этот цикл… 3200 страниц… 2200 персонажей… Увольте. Делать мне больше нечего, кроме как педерастические романы читать. Абзацы там бесконечной длины; не покидает удивление: как все это могло вместиться в одном мозге несчастного человека.

И Кафка такой же. Нет. Ниасилил. Это все – не моё. Честно – фигня на постном масле. На оливковом. Но оттого, что просвещенная, загнивающая, пресыщенная, порочная Европа вознесла этих аффтаров на щит – мое предубеждение против нее только возросло. Это всё – не наше, не русское, чуждое, деструктивное, отталкивающее нормального трудового человека, обволакивающее паутиной сладостного порока, бреда, абсурда, нечта эдакого. Это – не для сибирских морозов, это – салонная дрысня.

Мне лучше, честнее, душевнее – жить просто, в единении – не с окружающим социумом, а с природой, без утонченных выдумасов.

А нас упрямо тянут за уши в Европу наши молодые государственные лидеры, все в счастье от своей современности и приятия традиционных европейских ценностей… и среди них, ценностей этих, – и вот это утонченное, взбитое дерьмо.

Поистине, моя небесная, здоровая, честная, реальная и опасная авиационная жизнь в миллион раз проще и вкуснее, чем навороченный бред этих, хворых телесно и духовно, голов профессора Доуэля.

Я все дальше и дальше отхожу от этой интеллигенции, с её загибонами. Остаюсь верен своему духовому оркестру, Пушкину, Льву Толстому и прочим, устаревшим в понятии городского поколения пепси понятиям дремучего прошлого. Мы с этим поколением все больше и дальше расходимся, принципиально. Оно откровенно гомосексуализируется, употребляет травку, умствует, заражается цинизмом и игроманией и плавно устремляется в виртуальное пространство. Я же остаюсь в реалиях середины 20 века, у печки. И гляжу на нашу смену с жалостью.

Совершенно случайно зайдя по ссылке, нашел книгу Евгения Кравченко и Василия Карпия «С Антарктидой – только на «Вы». Запоем прочитал, проникся великим уважением к Кравченко. Вот это – Мастер!

И вообще, страдая особой страстью ко всему, что касается освоения Антарктиды, лишний раз убедился, что люди, работавшие там, – настоящие герои, а государство, пославшее их туда, – бездарно. Горькое чувство после прочтения: все просрали, все развалили…