Читаем Ворчание ездового пса полностью

Специалисты предполагают сваливание в плоский штопор. Самолет упал вертикально плашмя. Причины могут быть разными – от потери скорости или запредельной перегрузки на маневре до смерти пилота за штурвалом. Записей никаких нет, МАК выдаст предположительную причину.

Вчитавшись в рассказы Тарковского, прихожу к выводу, что это писатель, пожалуй, уровня Шукшина, особенно в раскрытии характеров, в пейзажах и в языке героев. Явный ученик Астафьева, но не подражатель. Подкупает правдой жизни и честностью. Только вот не очень нравится мне его анализ отношений между мужчиной и женщиной… ну не его это. Да и не мое. И водка, водка постоянно. Но таковы реалии сибирского житья.

Рассказы у него хороши, это его жанр. Повести – нет. Не нашел я в повестях той струны.

И ещё: ему нужен литредактор, чтобы расставить абзацы, унимающие скороговорку и придающие повествованию весомость.

Если Тарковского выдвинули на премию, то, по–моему, в самый раз. Он заставляет читателя думать о своем несовершенстве и плакать от пронзительной правды бытия.

Короче, на нашем смутном литературном горизонте появилась яркая личность.

Открываю свои косопузые опусы, читаю с любого места, вслушиваюсь, ищу фальшь… я полировал их десять лет – и что же почувствуют умудренные, искушённые литературные мамонты, вчитываясь, да пусть даже пробегая их по диагонали? Торкнет ли их в заскорузлые московские сердца?

Ведь я понимаю, что на нынешнем безрыбье, ну, в сорных стаях яркой, но бесполезной литературной рыбешки, мои книжки смотрятся вроде ж чем‑то настоящим.

Ну, подожду уж две недельки, тогда прояснится с этой премией… и я успокоюсь.

Главное ведь… после прочтения моих книг мэтрами никакого движения не будет. Будет тишина… день, два… месяц… и – как и не было в литературе автора такого, Ершова. Ездового пса замолчат. Пройдут мимо.

Ишь ты, какие амбиции. А ещё десять лет назад мечтал всего лишь об одном – издаться! Подержать свою книжонку в руках и осознать, что я ж тоже вроде как пейсатель.

Тут на авиа ру выступил старый, 78–летний Заслуженный летчик–испытатель Николай Бездетнов, вертолётчик, первым поднявший «Черную акулу». Он обеспокоен «некоторыми проблемами» в авиации и по этому поводу написал эмоциональным и полуграмотным языком большую статью. Общее впечатление: маразм. И вроде по делу, и вроде конкретно, и вроде специфически… а таки маразм. Глас вопиющего деда.

Такая же статья испытателя Томилина была месяца два назад. И тоже маразм.

Так вот, Вася, не будь таким. Понятно, деды бьются за авиацию, душа у них болит… но и ДЭП, дисциркулярная энцефалопатия, рулит. И они уже отбились за свое, и ты отбился. Не надо больше высовываться – твои книги работают за тебя. А выступления твои нынешние будут явно против, они низведут тебя на общую полку и убьют авторитет.

Планку надо держать высоко. Деды вот эти, уважаемые, Мастера и Герои своих лет, попытались её снова поднять, да только опозорились. Всему свое время, и уходить надо непобежденным, молча, с достоинством.

Опубликована расшифровка переговоров в кабине тюменского экипажа. Ну, все как я и предполагал. Автопилот они включили на высоте 190 м, ещё до уборки закрылков; автоинформатор доложил, что тот включён и что подошла белая метка минимальной скорости начала уборки закрылков. Они их и убрали. Самолет затрясло, закачало.

Шо такое? Шо за отказ? Шо доложить? Ёптыть! Падаем!

Сунуть штурвал от себя, а закрылки обратно на выпуск, переиграть назад, как учит красноярская школа и как я рекомендовал сделать бы ещё Корогодину, – у них ни опыта, ни тямы не хватило. Как не хватило мудрости подождать с уборкой хотя бы до красной метки – максимальной скорости по прочности закрылков. Да они, видимо, обледенением вообще не заморачивались, делали все как обычно, как подсказывал компьютер. Дети.

Налет у КВС 2600 часов, практически весь – вторым пилотом ATR. В качестве КВС – всего 240 часов, из них 50 на ATR-42, а остальные 190 – на ATR-72. Второй пилот имел налет 1700 часов. Это он, опытный помощник, кричал: «Что доложить?»

Они так ничего и не поняли. Фактически, два вторых пилота–оператора на борту. Что – считать налет пары сотен часов, да ещё с постоянным включением автопилота на высоте 190 метров, – серьезным командирским опытом?

Такой вот самолетопад. Летают вроде бы уже по иноземным правилам – но работать приходится в суровых условиях русской действительности, где все пока ещё по понятиям.

Земля тоже хороша: технари не настояли, да, видимо, особо и не настаивали на обливе. Решает, мол, КОМАНДИР, а мы умываем руки. А он что… салажонок.

За это сажать бы технаря надо.

Вчера составили список покупок; вот только что вернулся из магазина, привез ну прям все. И управился за полчаса. Вспоминаю совковое безвременье… на всю Зеленую Рощу один хлебный магазин, да один молочный…

Но сейчас‑то мы уже товаром наелись, заелись, зажрались, избаловались… и стали типичными потребителями.

И вот здесь бы – стоп! И – твердая социалистическая рука партии: ребяты, не забываем о национальной идее! Насытились – теперь поехали дальше, вперёд, к победе…

Перейти на страницу:

Все книги серии Ездовой пёс

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары