Ворон и ветвь

– Свет Истинный не защитил нас от Бринара, матушка, – помолчав, тускло сказал Эрек, – и от того ужаса в часовне вас тоже не защитил. Это сделал слуга Нечистого, а не Свет, которому вы молились. А разве сейчас вы не молитесь за Энни каждый день? Где помощь и Благодать, почему ей хуже?

Женевьева прижала руки к щекам, не веря тому, что слышит. Эрек, ее маленький умный мальчик! Слишком умный, всегда слишком, но… Это чересчур! Кто ему внушил эти жуткие слова? Здесь, в святом месте, когда совсем недавно им был прощен страшный грех…

– Вы молчите, матушка, – горько сказал Эрек. – Неужели сами не думали об этом? А вот еще о чем подумайте. Инквизитор обещал нам защиту. А по мне, им просто нужен тот колдун из часовни, и они будут ловить его на ребенка, которого вы родите, как на живца. А кого волнует, что пойманная рыбина сделала с живцом? Да и о вас вряд ли кто-то подумает. Еще бы им нас не помиловать. Ведь если начать расследование, отправить нас в капитул – как тогда колдуну прийти за обещанным? И как его поймать?

– Эрек, – с трудом вымолвила Женевьева, цепляясь за осколки вдребезги разлетающегося мира и ранясь ими. – Но это не так. Отец Каприччиола обещал нам убежище в обители. Здесь или в другом монастыре… Убежище и защиту…

– Клетку и роль приманки, – глухо уронил Эрек. – Вот увидите, потом они отберут этого ребенка, а нас… Ну, может, отпустят в Молль – нищих и на особой примете у псов Господних. А может, и нет, если решат припомнить нам Бринара и договор в часовне. Это пока мы им нужны…

– Не смей, Эрек! – простонала-всхлипнула Женевьева. – Не смей так говорить…

– Иначе что? Церковникам донесете?

Пощечина разорвала тишину в келье, как прачка рвет ветошь на тряпки – с громким треском.

– Ты посмел подумать такое? Что я… тебя…

Женевьева с ужасом глядела, как щека сына наливается розовым, а слезы уже свободно катились по ее собственным щекам, и в горле встал тяжелый горький ком.

– Матушка! Простите, матушка!

Упав на колени прямо с кровати, Эрек ткнулся лицом в ее колени, зашептал что-то, дрожа всем телом, обнимая и гладя ее ноги, потом поднял тоже залитое слезами лицо.

– Матушка, простите… Я люблю вас. И Энни! Я не хотел. Простите… Как подумаю, что это все из-за меня… И теплый плащ для Энни я тогда не взял, а теперь… она…

Он еще что-то выплескивал короткими рваными всхлипами, а Женевьева, обняв его и подтянув ближе, укачивала в объятиях, прижимая к груди вихрастую рыжую голову – такую умную и глупую разом.

– Эрре, сынок, – шептала, целуя макушку, – счастье мое, что ты… Ты не виноват. Ни в чем не виноват, слышишь? Ты правильно все сделал тогда. Спас и меня, и Энни. Все, сынок, все…

– Простите, матушка, – прошептал он, изнемогая. – А все-таки я прав. Вот увидите. Я прав. Даже если мы отдадим все… Они заберут у вас ребенка. А мне же не это отродье, мне вас жалко…

– Не смей, Эрре, – тихо, но твердо сказала Женевьева. – Это твой брат или сестра. В нем и моя кровь, не только Бринара. Я ношу его под сердцем, как носила вас, и буду рожать, как рожала вас: в муках и радости. И кто защитит его, если не старший брат?

Слушая затихающие всхлипы сына, Женевьева гладила его по голове и плечам, целовала короткие пряди волос, даже сейчас, в свете масляной лампы, отливающие радостным солнечным жаром. И думала: что, если Эрре – не дай Свет Истинный – в самом деле прав? Может быть, светлые отцы Инквизиториума вовсе не хотят ей с детьми худого… Конечно, не хотят, как она могла хотя бы усомниться в этом? Но тот человек из часовни… Он обязательно придет за тем, что считает своим. За ее третьим солнышком. И тогда… Инквизиториум их защитит. Обязательно защитит!

Провожая взглядом Эрека, молча поднявшегося с колен и вышедшего за дверь, Женевьева чувствовала, что ей самой хочется разрыдаться. Проклятый с ними, с деньгами Бринара, хотя, по справедливости, это деньги ее и детей. Но оказаться между молотом и наковальней… нет, двумя мечами – Света и Тьмы, – которые столкнутся в битве за ее ребенка! Свет Истинный, ради Благодати и справедливости Твоей, вечной и неиссякаемой, убереги нас!

Глава 17 Дыхание близкой зимы

Восточная часть герцогства Альбан, монастырь святого Рюэллена,

резиденция Великого магистра Инквизиториума в королевстве Арморика

1-й день дуодецимуса, год 1218-й от Пришествия Света Истинного

Столь долгой и теплой была осень, что серо-зеленые сережки орешника у монастырской стены закачались второй раз в году, только не было в этом цветении надежды на урожай. А весной теперь зацветет ли?