Воронеж – река глубокая

— А я,— сказал Арон,— когда в окопе дружок что- то крикнул и вдруг осел. И все! Первый бой. Сколько времени прошло, а я никак не могу вспомнить, что он сказал. То ли «Прощай!». То ли «Мать твою!». Сколько ни играй в войну, первая смерть рядом ломает тебя, но если выживешь, то шансов уцелеть больше. В первом бою процентов семьдесят гибнет. Статистика.

— Считай, мы сегодня тоже «первый» бой выдержа­ли,— сказал я.— А где Рогдай? Не видели, когда он ушел?

— Ты за братом следи,— сказал Арон.— Слышишь, следи, а то потеряешь.

— Почему?

— Он еще в первом бою дерется, никак из него не выйдет,— сказал Арон.

Айсоры народ мудрый, и мне бы следовало прислу­шаться к словам Синей Бороды. Ой, нужно было,— да, к несчастью, все мы умные задним числом.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Идея поступить в Липецкую авиационную спецшко­лу принадлежала Вовке Дубинину.

— С семи классов принимают,— убеждал он.— Форма синяя курсантская, первая норма питания, утром даже кусочек сливочного масла дают и белый хлеб, учатся в нормальной десятилетке, еще спецпредметы изучают. Тебе ли рассказывать, ты сам в авиации слу­жил. Тебя примут с распростертыми объятиями, не то что меня.

— Думаешь, летчиком просто стать? — колебался я.— Знаешь, какие это ребята? Во! Не чета нам. В авиа­ции люди особые.

— Не сразу летчиками становятся,— не соглашался Вовка.— На них учатся. После спецшколы направляют в летные училища, в Борисоглебск, или Ейск на морско­го летчика-истребителя. Лично я в Ейск буду проситься.

— Ты вначале в Липецк поступи,— урезонил я дру­га.— Куда хватил!

Из облвоенкомата нас направили в районный во­енкомат, там приняли документы и направили на меди­цинскую комиссию, которая проходила в клубе Ко­минтерна.

Собрались человек сто. Почти всех парней я знал. Нам приказали раздеться догола, сложить вещи по скамейкам, выстроиться в очередь, дали по листку бумаги.

— Первый!

Ребята, из уважения к нам с Вовкой, пустили нас первыми, попробовали бы не пустить.

В длинном светлом коридоре стояли узкие столы, за ними сидели врачи. Я остановился перед седым мужчи­ной в пенсне, он оглядел меня, закачал головой, ощупал.

— Не больно?

— Терпимо.

— Ох-ох-ох! Грехи наши тяжкие! — сказал врач.— Дистрофии не было? Не из Ленинграда ли?

— Воронежский. Вы живете на Плехановской в двухэтажном доме.

— Я тебя тоже видел. Дунь-ка вот в эту трубочку, экспонат для анатомии.

Я набрал воздуха в легкие, взял трубку, дунул, в ушах запищало, из белого цилиндра показался другой белый цилиндр с красными делениями.

— Ну, как? — спросил я, очень довольный успехом.

Врач молча взял трубку, обтер мундштук, небрежно дыхнул в него, и цилиндр подскочил, как показалось, чуть ли не до потолка.

— Сынок,— сказал старик, возвращая чистый лист,— иди, одевайся.

— Что, уже взяли? А другие врачи?

— Нет! — сурово отрубил старик, обращаясь к кол­легам.— Астения в классической форме. Вот анализы. Тебе требуется, сынок, хорошее питание, свежий воздух, физкультура. Требуется окрепнуть.

— Это как понимать? — подошел Вовка, прикрыва­ясь чистым листком.— Вы его, выходит, забрако­вали?

Просто отложили прием на более позднее вре­мя, - ответил врач.

— Тогда я тоже не буду проходить комиссию! — заявил Вовка.— Мы с Васиным всюду вместе.

Это твое дело,— ответили врачи.— Не задержи­вайте! Следующий! Дуньте сюда! Встаньте сюда! Сядь­те сюда! Дышите! Не дышите!

Конца комиссии мы не дождались, следом за нами вышли еще человек двадцать.

Очень-то нужно было! — хорохорился Вовка.— Без вас проживем!

Без Вовки я пошел на ближайшую стройку, нашел прораба, инвалида без руки, выложил ему все, что было на душе. Он выслушал внимательно, вздохнул.

— Какая у тебя специальность?

— Никакой! — честно ответил я.— Умею все и ниче­го.

— Кем же тебя брать?

— Кем хочешь, браток, вон сколько девок у вас тут работает.

Сравнил,— сказал прораб и сплюнул в раствор цемента.— Они по призыву, и у всех две-три специаль­ности. Они и штукатуры, и каменщики, и на подъемных механизмах могут. Учеником тебя? Это копейки, если даже рабочую карточку выправим. Чернорабочим? Так ты, извини, под тачкой с раствором концы отдашь. В котловане тебя землей придавит. Не сердись, браток, у нас не собес, вкалывать надо.

А учетчиком? — уже безнадежно спросил я.

— Учетчиками женщины многодетные работают. И четыреста граммов карточка, потому что не рабочая. Устраивает?

— Нет.

— Что ж тебе посоветовать?

— У меня отец тоже прорабом был,— сказал я.

— О! — сказал прораб.— Слушай, друг, строитель­ный техникум открывается. Точно! Советую туда подать документы.

— А где он, техникум?

— На 20-летия Октября. Заочного отделения пока нет, преподавателей не хватает,— иди в техникум, окончишь два курса, приходи ко мне, я тебя оформлю на работу, и будешь на вечернем учиться, или на заочном. Через два года обязательно откроют.

— Это вариант.

— А пока студентом будешь. Стипендия четыреста пятьдесят рублей, столовка студенческая. Худо-бедно, два раза горячее питание, к стипендии где-нибудь бу­дешь подрабатывать.

— У тебя, что ли?