— Ворон. — Ронан долго молчал, глядя на свою руку. — А может быть, ворона. Но я сомневаюсь. Я… да, серьезно, сомневаюсь — Corvus corax.
Даже спьяну Ронан помнил латинское название ворона.
К тому же, как хорошо видел Ганси, это был даже не ворон. Это был крошечный птенец-найденыш, с приоткрытым в почти совершенно детской улыбке клювом, еще не окруженном перьями, и с крылышками, которым до полета предстояло расти еще многие дни и ночи. Ганси сильно сомневался, что ему хочется прикоснуться к чему-нибудь настолько хрупкому.
Ворон был птицей Глендура. В длинной череде королей, ассоциировавшихся с птицами, он именовался Королем-вороном. Легенды утверждали, что Глендур мог разговаривать с вóронами — и наоборот. И одной из причин, по которой Ганси находился в Генриетте, было то, что он славился обитающими здесь вóронами. По его коже пробежали мурашки.
— Где ты его взял?
Пальцы Ронана, словно нежная, сострадательная клетка, обхватывали птенца поперек грудки. В его руке птица казалась ненастоящей.
— Нашел.
— Находят пенни, — возразил Ганси. — Или ключи от машины. Или четырехлистный клевер.
— И воронов, — добавил Ронан. — Ты просто завидуешь, — тут ему пришлось сделать паузу, чтобы собраться с затуманенными пивом мыслями, — что сам не нашел такого.
Птенец вдруг погадил между пальцами Ронана прямо на савку. Держа его одной рукой, Ронан другой взял церковный бюллетень и небрежно стер пятно с лакированного дерева. Испачканную бумагу он протянул Ганси. Недельное расписание молитв украсилось грязно-белым пятном.
Ганси взял листок по единственной причине: он был уверен, что Ронан не даст себе труда отыскать место, куда его можно бросить.
— А что, если я введу в квартире запрет содержать домашних питомцев? — с несколько брезгливой интонацией поинтересовался он.
— Черт возьми, старина, — сказал Ронан с кривой усмешкой, — не можешь же ты просто так взять и выкинуть Ноа на улицу.
Ганси потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Ронан пытался пошутить, а потом смеяться было уже поздно. Тем более он отлично знал, что позволит Ронану принести птенца в «Завод Монмут» — очень уж бережно тот держал его. А вороненок глядел на него, с молящим видом приоткрывая клюв. И Ганси сдался.
— Вставай. Пойдем домой.
Когда Ронан принялся неуверенно подниматься на ноги, вороненок забился в его руках, превратившись в разинутый клюв, присоединенный прямо к телу, без всякой шеи.
— Привыкай к болтанке, щенок, — строго сказал Ронан.
— Но ты же не будешь так называть его?
— Его зовут Лесопилка, — ответил Ронан, не поднимая взгляда. И тут же добавил: — Ноа, до чего же ты страшный!
В темном, казавшемся бездонно глубоким дверном проеме церкви молча стоял Ноа. В первую секунду можно было разглядеть лишь его бледное лицо; темная одежда сливалась с мраком, а глаза казались провалами в неведомое. Потом он сделал шаг вперед, вышел на свет и сразу стал обычным собой.
— Я думал, ты не пойдешь, — сказал Ганси.
Ноа посмотрел мимо них на алтарь, потом перевел взгляд вверх, на невидимый потолок. Потом сказал со своей обычной напускной бодростью:
— Дома было очень жутко.
— Придурок, — бросил Ронан, однако Ноа его замечание, кажется, не задело. Ганси открыл дверь, выходившую на боковую дорожку. Адама там не было. Ганси начал чувствовать себя виноватым за то, что поднял ложную тревогу. Хотя… он вовсе не был уверен в том, что тревога ложная.
— В собственной голове. — Смех Ронана походил на отрывистый плач шакала.
— Опасное место, — вставил Ноа.
Ронан споткнулся — алкоголь серьезно нарушил координацию его движений, — и вороненок издал в его руке крик, скорее дробный, чем протяжный.
— Только не для цепной пилы, — ответил Ронан.
Выйдя в глубокую весеннюю ночь, Ганси остановился и запрокинул голову. Теперь, когда он убедился в том, что с Ронаном ничего не случилось, он рассмотрел, что Генриетта с наступлением темноты обретала красоту, превращалась в лоскутный городок, вышитый черными ветвями деревьев.
И нашедшийся Ронан из всех птиц выбрал именно
Ганси не верил в совпадения.
Глава 10
Велк не спал.
Раньше, когда он был учеником Эглайонби, сон приходил к нему легко — а почему бы и нет? Как и Черни, и остальные одноклассники, на неделе он спал то два, то четыре, то шесть часов — поздно ложился, рано вставал, — зато в выходные устраивал себе настоящий марафонский сон. И когда он спал, это был спокойный сон без сновидений. Нет… он знал, что это неправда. Все видят сны, только не все их запоминают.