Воронята

Позвонила мать Велка и сказала ему, что отец арестован за неэтичное ведение дел и уклонение от уплаты налогов. Выяснилось, что компания вела торговлю с военными преступниками, о чем мать знала, а Велк догадывался, и что ФБР уже несколько лет вело за ней наблюдение. В ту ночь Велк потерял все.

На следующий день газеты напечатали сообщения о катастрофическом крахе семейного состояния Велков. Обе подружки Велка сразу же бросили его. По правде говоря, вторая была, пусть формально, подружкой Черни, так что ее можно и не считать. Но все происходило крайне публично. Вирджинский плейбой, наследник состояния Велка, внезапно вылетел из жилого корпуса Эглайонби, сразу утратил все свои связи и знакомства, лишился всякой надежды на продолжение обучения в Лиге Плюща[4] и был вынужден смотреть, как его автомобиль погрузили на эвакуатор, а из его комнаты вынесли всю мебель и музыкальную аппаратуру.

Последний раз Велк смотрел на эту карту, когда стоял в своей спальне и думал о том, что у него не осталось ничего, кроме одной десятидолларовой купюры. Все его кредитные карты больше не стоили ни цента.

Черни подъехал на своем красном «мустанге». Он не стал вылезать из машины.

— Ну, что, ты превратился в «белую шваль»? — спросил он. У Черни, в общем-то, не было чувства юмора. Просто иногда ему удавалось сказать что-нибудь смешное. На этот раз Велк, стоявший среди обломков своей жизни, не засмеялся.

Теперь силовые линии не были для него игрой.

— Открывай дверь, — сказал Велк. — Поедем проводить ритуал.

Глава 11

За час и двадцать три минуты до того времени, когда должен был зазвонить будильник, чтобы разбудить Блю в школу, она проснулась от звука закрывавшейся входной двери. В окно спальни просачивался серый предрассветный свет, в котором к стеклу жались расплывчатые тени листьев. Блю постаралась не слишком переживать из-за потерянных часа и двадцати трех минут сна.

На лестнице послышались шаги. Блю уловила звук голоса матери.

— …Ждать тебя.

— Кое-что лучше делать по ночам. — Это сказала Нив. Она вроде бы говорила тише, чем Мора, но ее голос все же звучал резче и сильнее разносился вокруг. — Все-таки Генриетта — это такое место, согласна?

— Я не просила тебя рассматривать Генриетту, — громким сценическим шепотом ответила Мора. Реплика прозвучала так, будто она защищала город.

— Попробуй, не рассмотри ее, — возразила Нив. — Она же вопит… — Окончание фразы заглушил скрип ступенек.

Следующие слова Моры, которая тоже начала подниматься по лестнице, было не очень-то легко разобрать, но говорила она что-то вроде: «Я предпочла бы, чтобы ты не впутывала Блю в это дело».

Блю затаила дыхание.

— Я всего лишь говорю тебе о том, что выяснила. Если он тогда же исчезнет, значит… значит, возможно, они связаны между собой. Разве ты не хочешь, чтобы она узнала, кто он такой?

Заскрипела следующая ступенька. «Ну почему они не могут поговорить, не прыгая по этой скрипучей лестнице?!» — возмущенно подумала Блю.

— Не понимаю, каким образом это может хоть кому-то облегчить жизнь, — резко бросила Мора.

Нив чуть слышно проговорила что-то в ответ.

— Ничего сложного тут быть не могло, — сказала мать. — Достаточно было набрать его имя в поисковике и…

Блю навострила уши. Вроде бы мать давно уже не употребляла местоимений мужского рода, не считая нескольких реплик о Ганси.

Впрочем, решила Блю, немного подумав, Мора имела в виду отца Блю. На эту тему Блю много раз заводила разговоры, но ей так и не удалось выжать из матери хоть какую-нибудь информацию — только ничего не содержащие шуточки (Санта-Клаус. Грабитель банков. Он давно уже летает в космосе), которые к тому же никогда не повторялись. В мыслях Блю рисовала себе выразительную героическую персону, которой пришлось исчезнуть из-за причин, скрытых в трагическом прошлом. Возможно, в связи с программой защиты свидетелей. Ей нравилось представлять себе, как он украдкой рассматривает ее сквозь ограду и гордится своей незнакомой дочерью, которая с мечтательным видом сидит под буком.

Блю обожала своего отца, хотя никогда его не видела.

Где-то в глубине дома закрылась дверь, и снова воцарился ночной покой, который так трудно нарушить. Немного выждав, Блю протянула руку к перевернутой пластиковой корзине, заменявшей ей ночной столик, и взяла оттуда тетрадь. Немного помедлила, прижав ладонь к прохладной кожаной обложке. На ощупь обложка напоминала всегда прохладную гладкую кору бука, который рос за домом. И точно так же, как при прикосновении к буку, Блю ощутила одновременно спокойствие и волнение, умиротворенность и стремление действовать.

«Генриетта, это такое место», — сказала Нив. И тетрадь в этом согласна с нею. А вот для чего это место, так сразу и не догадаешься.

Блю не собиралась засыпать, но все же уснула и проспала еще час и двенадцать минут. И снова ее разбудил не будильник. Она проснулась потому, что в голове мелькнула мысль: «Сегодня Ганси придет, чтобы узнать будущее».