Счастливые, веселые воспоминания! И лишь много лет спустя я узнала, что друг нашей семьи был арестован летом 1957 г., сразу после Московского фестиваля молодежи и студентов, как участник «нелегальной
– Да, я все помню, отец, и то, как мама поддерживала эту семью и помогала тете Ларе и детишкам, да и ты тоже, деньги ей, да и другим семьям арестованных собирал…
– Видишь, они же не испугались. А теперь вот и Солженицын не испугался, и Сахаров тоже, ты же знаешь, хотя против них целую кампанию в печати раздули, а то ли еще будет! И вот еще Твардовского устранили из «Нового мира», вытеснили-таки, наконец. Он, может быть, поэтому и умер почти сразу… Но сколько всего он успел сделать за десять лет, каким стал замечательным, честным его журнал! Наверно, самый читаемый, самый любимый… Или вот еще Инициативная группа[40]
действует. А как же иначе? Ведь ты же помнишь: «Бойтесь равнодушных – лишь с их молчаливого согласия…»[41]– Ну да, все я помню, все, а ты что, сомневался? Заладил одно: помнишь, помнишь?! Но, отец, а мы-то, мыто как же?.. Ведь жить и молчать просто нечестно… и даже безнравственно!
– А ты ведь помнишь стихи:
– Вот так, я думаю, мы и должны поступать. А еще, по-моему, надо просто сохранять собственное достоинство, уважать чужое мнение и быть к нему терпимым, даже если оно нам и не очень нравится…
– Да уж, что еще остается… Свободы у нас как не было, так и нет… Только… отец, знаешь, как это ужасно, когда приходится кого-нибудь ненавидеть! Помнишь, как в книге «Убить пересмешника»[42]
Аттикус говорит дочери как раз об этом… Слушай-ка, а я что-то не помню, кто написал эти стихи?– Так это… Сейчас, подожди минуточку… я вспомню фамилию, как же это его?.. А, это Фридрих фон Логау, немецкий поэт-памфлетист XVII века.
Отец удивлял не только меня, но и всех окружающих и своих коллег на кафедре университета, где он работал: по-видимому, он знал все на свете!
– Ладно, Майк, слушай, сейчас уже девять часов, и я хочу посмотреть, что там, в мире, происходит, а потом, насколько я помню, последний день чемпионата Европы по фигурному катанию. Танцы на льду будут передавать. Хочешь, посмотрим? Наверное, Пахомова и Горшков свою «Кумпарситу» исполнят – мне, знаешь, очень нравится, как они это делают. Может, и в этом году первое место займут, а? Как ты думаешь?
Отец, слегка прихрамывая, подошел к телевизору, включил, хотел посмотреть программу «Время».
Ура! Да здравствуют приказы страны Советов!
Часть III
Призрачные лики воронки
Наше время. Я…
В машине, по дороге из Звенигородского пансионата в Москву, я сначала старалась поддерживать общий разговор, но беседа почему-то не очень клеилась. Зять, как всегда, в основном молчал, только изредка вставлял какие-то реплики, но, по своему обыкновению, говорил совершенно не слышно, так что шум мотора заглушал его голос. Видимо, уловив что-то необычное в моем настроении, дочь, Анюшка, сначала такая оживленная, радостная, начала, как ей казалось, незаметно искоса посматривать на меня с недоумением, даже с некоторой тревогой. Словно чувствуя неловкость от затянувшейся паузы, дочка стала рассказывать о своей последней записи в «Останкино», о студии аудиозаписи, потом надолго замолчала и, вероятно, задремала на заднем сиденье. Только внучка Оленька болтала без умолку, не закрывая рта ни на секунду.
Пробок ни на шоссе, ни в Москве почти не было, и мы доехали на удивление быстро, с ветерком.