Вопрос, конечно, риторический, и мы с отцом, переглянувшись, оба молчим. Мне в такие минуты всегда становится очень стыдно и обидно за страну, в которой позволяют так обращаться с лучшими людьми. Да что это я! Просто с людьми – за то, что они евреи. А власть даже поощряет антисемитские настроения народа, презрительное отношение к… нет, я не буду употреблять это мерзкое слово! В нашей семье его никогда не произносили, мы вообще никогда даже и не задумывались о том, какой национальности человек, русский он, еврей или, к примеру, украинец… Все это неважно, если он порядочный человек. Ну, а если мерзавец, то не все ли равно, русский он или еврей, или таджик? Какой позор для власти – раздувать и поощрять эту антисемитскую вакханалию! И хотя я здесь совершенно ни при чем, но мне кажется, что я тоже каким-то образом виновата и несу ответственность за этот позор. А еще, по-моему, отцу тоже так кажется…
– Ну и, конечно же, прокатят ее, мы и не сомневаемся ничуть. Да мы и сейчас, в школе у Леночки, замечаем, какое там к ней отношение – она и сама нам рассказывала… К ней и еще к нескольким ее одноклассникам – таким же, как она… – с горечью замечает дядя Алик. – И знаете, друзья, ведь самые какие-то мерзкие слова выбирают, откуда только? Прямо как из тех стародавних, еще царских,
– Да понимаю я все… Все так, все я вижу, – глубоко вздохнув, вступает в разговор отец, с сочувствием посмотрев на сидящую напротив Леночку. – Вы ведь знаете, ребята, какие у нас иной раз попадаются экземпляры на улицах, и не только. Черносотенцы настоящие, как те, из «Союза русского народа», которые в Пятом году погромы устраивали. И эти тоже – почти как те, погромщики, союзники с хоругвями и песнопениями. Будто снова наступил 1905 год. Не случайно все это, знаете… Но, понимаете, друзья, там же, в Израиле, сейчас ой, как неспокойно, недавно ведь совсем Шестидневная война[36]
закончилась, и постреливают там… И не исключено, что снова скоро что-то начнется… А вам ведь там жить придется, хотя бы некоторое время, не так ли?– Ну конечно, Георгий, все так и есть, – снова вступает в разговор тетя Оля. – Да к тому же тебе и карты в руки, ты, конечно, в этом лучше нас разбираешься, в своем университете. Но, впрочем, мы тоже все понимаем. И дипломатические отношения с Израилем уже больше года как разорваны, и эта наша проарабская политика… Я вот каждый день Алику об этом твержу, и за событиями мы следим, и все-таки нет сил больше это терпеть…
– А сейчас ситуация там, наверное, будет меняться. Вот у них правительство возглавила хорошо всем известная Голда Меир, – перебивает жену дядя Алик. – Как ты думаешь, Георгий, изменится теперь для нас что-нибудь?
Отец задумывается, некоторое время молчит, потом медленно произносит:
– Вряд ли. Ведь хуже, чем сейчас, отношения с Израилем быть у нас, наверное, уже не могут. – Потом, словно спохватившись, продолжает: – А вообще, пожалуй, что и так. Хуже-то всегда может быть, а Голда Меир – это сильный и очень уважаемый в мире политик. Главная, как у нас считают,
– Вот именно! – подхватывает дядя Алик. – И партию свою Голда очень укрепила, можно сказать, чуть ли не заново создала из целых трех движений, эту самую Израильскую Партию Труда. Наверное, и на выборах она теперь победит… Но, в общем-то, нас скорее знаешь, что беспокоит? Будут ли в принципе
– Ну, подождите, ребята, что же заранее-то беспокоиться! И вообще, как-нибудь точно все будет, потому что не может быть, чтобы было никак! – Отец старается говорить веселым голосом, пытаясь поднять всем настроение.
«Он повторяет любимую мамину присказку, – тут же отметила я про себя. – Это мама часто любит повторять: как-нибудь обязательно будет – не может быть, чтобы было
Дядя Алик пытается разрядить шуткой тревогу, все более ощутимо сгущавшуюся в квартире:
– А знаете, ребята, я вот все время вспоминаю один старый не то анекдот, не то притчу, уже с бородой анекдот, только не помню, где это я прочитал. Да, так вот, один пожилой еврей говорит другому: «Вот заладили они все: бей жидов, спасай скорее Русь святую, православную!» А другой ему на это: «Да уж, всех жидов побили, а Русь святую так и не спасли!»
…Пройдет год, два, три… Леночка в институт поступить не сможет, хотя попытается сделать это несколько раз, имея на руках аттестат зрелости со сплошными пятерками: на ней клеймо пятого пункта…