Воронка бесконечности

Спустя несколько лет Лепели уедут из страны. Уже после окончания войны Иом Кипур[37]. Навсегда. Какое-то время они поживут в Израиле, а затем переедут в США. Бедствовать или чувствовать свою неполноценность они там точно не будут: дядя Альберт – первоклассный врач, отличный специалист. И эта страна не отвергает людей лишь потому, что они евреи или еще кто-то. Но мы с ними больше никогда не увидимся.

– …Да, отец, теперь Лепели точно сами к нам никогда не придут, чтобы нам неприятностей не доставлять.

– Особенно после «Самолетного дела»[38] – полтора года назад, помнишь? – заметил отец.

– Конечно, помню! Ты только скажи, когда снова к ним соберешься. Но, послушай, я все время думаю… А вот как ты считаешь, можно ли как-то бороться с этими самыми Зубрами! Ведь у них же и танки, и армия, и психушки?

– А ты помнишь, как в восьмом месяце шестьдесят восьмого года восемь человек вышли на Красную площадь протестовать против танков на улицах Праги? А ведь у одной из них был даже грудной ребенок… Вот так… за нашу и вашу свободу. Правда, наверное, не все это могут…

– Да! Но это ведь чистое донкихотство? Что же теперь, бороться с ветряными мельницами? И где теперь они все?

– Да, пожалуй, что и так… Не исключено.

– Ну и что же, неужели вообще нет никакого выхода?

– Знаешь, и капля камень точит. А потом, смотри, самиздатовская литература как выходила, так и выходит, ну хоть та же «Хроника текущих событий»… или вот тот отрывок, что ты мне сейчас показывала.

– Да, я знаю! Я же помню, как мама еще давно приносила домой и читала «Самиздат» и «Тамиздат», и ты тоже, да? Только я тогда маленькая еще была, ничего почти не понимала, – перебила я отца.

– Ну да, а потом, безусловно, «Память», «Поиски»…

– Верно! А еще «Белая Книга», конечно. Но только слушай, отец, а мы-то что же?.. Ну, вот как на это все реагировать? Вот ты посмотри: только что прошли незаконные обыски, того и гляди, будут и аресты, и идеологические показательные процессы как уже были несколько лет назад, таки будут…

– Судя по всему, да. Но это ты кого, Якира сейчас имеешь в виду?

– Ну да, его и Виктора Красина, а кого же еще! И Комитет по правам человека, конечно. Я и не говорю о процессе Гинзбурга и Галанскова, раз уж речь зашла о Белой Книге и о Хронике… Хотя уже четыре года прошло, а что изменилось? Наверное, хуже быть не может… А Андрей Амальрик? Это, похоже, вообще бесконечная травля… Как ты думаешь, что же теперь будет?

– Да уж, воистину прав был знаменитый поэт! Конечно, «бывали хуже времена, но не было подлей…»[39]

«А ведь в молодости отец был правоверным, – вдруг подумала я. – Считал, что всему виной – культ личности Сталина, что злоупотребления или искажения советской власти – это трагическая случайность, что лес рубят – щепки летят. Хотя в результате этих искажений он лишился отца в неполных четырнадцать лет: мой дед был арестован в 1937-м, сгинул в лагерях, и о его судьбе родным ничего не удалось узнать. Да и потом приходилось быть осторожным: ведь отец был, как он выражался, «меченый».

– И ты же знаешь – это все не вчера началось. Помнишь?..

Услужливая память тут же раскрыла книгу прошлого, перелистала страницы, ткнула пальцем в нужное место… А, вот же оно!

Перед глазами быстро-быстро побежали проблесковые огни взлетно-посадочной полосы – и я увидела, услышала, ощутила…

…Мне лет десять-одиннадцать, наверное… Жаркий летний день, мы с мамой приехали в подмосковную Купавну, идем по дорожке от станции к поселку. У мамы в руках тяжелая сумка.

– Ты только не забудь и сразу же отдай ребятам подарки, которые мы купили, и поиграй с ними, они же твои ровесники, и ты их хорошо знаешь. Ладно? Ну, вот и расскажи им что-нибудь интересное, например, что ты читала в последнее время, а я тем временем помогу тете Ларе, ей ведь очень нелегко приходится одной с детьми. Да и с деньгами трудно у них. Видишь, мы и продукты кое-какие, и фрукты им везем…

– А где же дядя Толя, мам? Ведь его уже сколько лет нет…

– Ну, я же тебе говорила … Арестовали его, – неосторожно замечает мама.

– Да, я помню, мам, ну а за что, все-таки, скажи? Так же не бывает! Он же ведь ничего плохого не мог сделать! И тетя Лара такая хорошая, добрая!

– Мне сейчас трудно тебе это все объяснить, да ты и не поймешь пока, – твердо говорит мама. – И ты, конечно, понимаешь, что с ребятами об этом говорить не надо, да?

– Ну что же я, не понимаю, что ли?

Я даже обижаюсь на маму.

Как хорошо, как весело провели мы тот жаркий летний день на даче в Купавне! Я играла с детьми – моими погодками, мальчиком и девочкой, – мы купались, потом пили очень горячий, остро пахнущий сосновыми шишками чай из старого дачного самовара – какой вкусный. Яркий, веселый, интересный день. День, который слишком быстро стемнел, растаял, ушел.

Потом тетя Лара с ребятами приезжали к нам еще несколько раз на зимние каникулы. Мы катались с горы на санках, устраивали в моей комнате кавардак… Румяные, разгоревшиеся на морозе щеки, горячие от снежков, несмотря на студеный день, руки, звонкая детская радость…