Воронка бесконечности

Много лет назад. Я…

…В тот морозный январский вечер отец рассказал, как он недавно ходил навестить наших старых друзей – семью Лепелей, подавшую документы на выезд в Израиль. Конечно, я понимала: отец, работавший в университете, со студентами, то есть на ответственной идеологической работе, сильно рисковал. Естественно, дядю Алика, довольно известного врача-психиатра, немедленно выгнали из больницы, где он проработал много лет, с волчьим билетом, заставили положить на стол партбилет, сделали бессрочным отказником по статье секретности, и его семья осталась без средств к существованию… А в подъезде дома, где жили наши друзья, теперь всегда по очереди дежурили топтуны-кагэбешники: отслеживали неблагонадежных, поддерживавших дружеские связи с диссидентами. Ведь иуды-отщепенцы в нашей стране не могут рассчитывать на безнаказанность.

– Слушай, ну и как они там? Что у них нового?

– Да, знаешь, откровенно говоря, хорошего маловато… Сидят, ждут у моря погоды. Дядя Алик, как ты знаешь, потерял работу, так что трудно им сейчас приходится. А когда еще будет решение, неизвестно… И этот человек в штатском в их подъезде…

– Ужас! Отец, слушай, а тебе, что, совсем не было страшно? А то ведь как потом на кафедре? И еще они, ну, эти, тебе точно ничего не могут сделать? Ведь это организация такая… всесильная.

– Ну что ж… волков бояться – в лес не ходить.

– Какой же ты умница! Только вот почему ты меня-то с собой не взял, я не понимаю?

– Да я же вижу – ты вся в своих проблемах…

– Да нет же! И в следующий раз я обязательно с тобой пойду. Так соскучилась по ним, а они ведь теперь точно сами к нам никогда не придут. Побоятся нам повредить…

…Вспыхнуло воспоминание, и, как на белом кафеле, в памяти четко проявилась переводная картинка.

Мы с отцом в гостях у Лепелей, сидим в их старой, но очень аккуратной, даже какой-то вылизанной квартире в Замоскворечье, почти в центре Москвы. Мы только что пообедали, пьем отлично приготовленный хозяйкой дома кофе, поданный в крошечных изящных чашечках. За окном радуется, гремит задорная мартовская капель. Закат озарил большую уютную комнату с высоченными потолками – нежно-золотистое сияние окутывает нас легким прозрачным покрывалом. Пожилой день доверчиво склонил усталую тяжелую голову на плечо полному сил, молодому вечеру.

– …Да, конечно… Слушай, но ведь мы, разумеется, уже давно об этом подумываем, – отвечает тетя Оля на вопрос отца. – Но только знаешь ли… Вот что… дорогой Георгий, ведь что ты, что Альбертик – вы же ведь ни дня прожить без своей работы не можете, ведь так? Ну вот, а теперь представь себе: мы подаем документы на выезд. Что же тогда будет? И это не говоря уже о том, на что мы станем жить. Есть-то ведь каждый день надо…

Отец молча кивает головой в знак согласия.

– Ну, ты и сам все прекрасно понимаешь: Альберта, понятное дело, первым делом попрут из больницы. А он ведь сейчас проводит серьезные исследования, работает со своими больными, анализирует полученные результаты, сравнивает со старыми, проверяет… Хотя, конечно, сильно тормозят его исследования, оттесняют его, сами понимаете, друзья, по графе национальности, никто ведь этого не отменял, только, по-моему, хуже и хуже все становится…

Дядя Алик не перебивает жену, он пока молчит. Но его большие добрые, какие-то теплые карие глаза наполняются печалью, как наши чайные чашки, в которые тетя Оля наливает теперь коричневый ароматный чай.

Я слушаю очень внимательно, а попутно вспоминаю, как интересно, увлекательно, а главное, понятно рассказывал нам однажды дядя Алик о пограничных состояниях у душевнобольных, о малоизученных проблемах органических поражений мозга. Вот что значит профессионал: он даже о совершенно непонятных несведущему человеку вещах умеет рассказать простыми и ясными словами!

– Ну, а кроме того, – вступает в разговор дядя Алик, – Лена наша в этом году школу заканчивает, равно как и вы, уважаемая Майя Георгиевна, – обращается он ко мне с иронией, почтительно наклоняя голову и в шутку называя на Вы и по имени и отчеству. – Так вот, друзья мои, Ленке-то этим летом в вуз поступать, она в медицинский очень хочет… Ну, так как, дочь, не передумала ты еще на врача учиться? – шутя, спрашивает дядя Алик.

Леночка, худенькая темноволосая симпатичная девочка с двумя аккуратными косичками и больших круглых очках в тонкой изящной оправе – она с детства сильно близорука, – молчит, только застенчиво улыбается, но головой мотает очень решительно: нет, не передумала. Я знаю ее, можно сказать, всю жизнь – наши родители часто проводили вместе свободное время, праздники, и в нашем детстве мы вместе ездили отдыхать в Анапу, Мисхор… Веселая, добрая девчонка, скромная такая, невысокая, изящная – и какая стала хорошенькая!

– Она, конечно, сейчас усиленно готовится к экзаменам, к поступлению – ну, вам-то это все тоже хорошо знакомо! Ну, так вот, а сможет ли Леночка поступить, с такой фамилией, с нашим-то пятым пунктом[35], как вы думаете, друзья?