— Только в боевом трансе, — понимающе усмехнулся же Данияр: вот почему старший ворон за рулём казался бодрым!..
— Вон как… Любопытно. Ладно, да завтра.
— До завтра.
Не дожидаясь, пока Александр Михайлович сядет в машину, он пошёл к подъездной двери, которая медленно и величественно качалась из стороны в сторону перед уставшими глазами. Пальцы ворона вздрагивали, когда тени упырей возникали между ним и металлической дверью. Он знал, что это видения полусонных мозгов одновременно с впечатлением недавней бойни, но руки вздрагивали конвульсивно — и он ничего не мог поделать с этим…
Руся и Карина дожидались его у бабулиной квартиры.
— Ты уверен, что тебе перевязка не нужна? — строго спросила его Карина, а Руся посмотрела с такой жалостью, что он сумел улыбнуться.
— Нет, спасибо. Мне нужен сон.
Он мог бы объяснить, что сон под утро помогает любому ворону быстро избавиться от любых порезов и ран, отправляя его на время в Навь, где он будет летать, набираясь сил. Но говорить не хотелось, потому что слова прозвучали бы впустую, а времени жаль… Он кивнул им и поднялся на свой этаж… Митя уже спал. Вот уж кому тоже не слишком повезло с сегодняшним днём!..
И с ночью…
Прежде чем устроиться спать, Данияр вышел на балкон, где взял пакетик с землёй и рассыпал её возле кушетки, на которой спал парнишка–ворон. Земля вперемешку с мелким камешком асфальта была взята с того места, где Митю нашли пьяным. То есть взята от трансформатора возле его же, Митиного, дома.
— Спи, Митя… — прошептал Данияр, еле ворочая словно распухшими от усталости губами. — Спи и выполняй своё назначение ворона–сновидца.
Если он, Данияр, всё понял правильно в предыдущем сне парнишки–ворона, значит, новый сон Мити будет очень неожиданным для всех.
Сам же Данияр чуть не упал на диван и некоторое время смотрел в потолок. Глаза закрывать — страшно. Он знает, что его может ждать в личном сне. Всё, что наяву было смешанным воедино, сейчас будет разбито на отдельные детали. Остаётся лишь уповать: даже во сне он не уступит.
Но видимые в свете ночника, оставленного для Мити, предметы вели себя необычно: очертания то и дело расплывались, а цвет неожиданно становился слишком ярким. Данияр понял, что бороться со сном не стоит. Слишком устал.
И закрыл глаза.
И первая же оскаленная пасть с гнилыми зубами рванула к нему, сверкая фосфором давно потухших глаз. А за ней — следующая, визжа так, что даже уши заложило. Мелькнула перед глазами лысая лапа с распяленными когтями. Упала откуда–то сверху плешивая морда с полуистлевшими драными челюстями… Он уходил от этих несчастных мёртвых зверей, которым не дали покоя даже после смерти. Уходил от них, неестественно жаждущих крови и живой плоти, всё дальше — в тёмные глубины, туда, где он переставал быть человеком, потому что на спине вновь вырастали крылья, позволявшие летать среди тяжёлых еловых лап и в густосплетении дубовых сучьев… Летать в тишине спящего леса, где только шелест листьев и неясные шорохи… Где с каждым взмахом крыла ноющие мышцы перестают давать знать о себе… Где стягиваются все порезы и царапины… В сон, который не сон. В Навь, которая убивает и исцеляет…
Глава 23. Руся
Тихонько заперев за собой дверь, Руся обернулась к Карине. Та насторожённо оглядывала прихожую, узкую и тесную.
— Эта дверь в ванную, эта — в туалет, — прошептала Руся. — Здесь — бабулина комната, а вот этот коридорчик пройдёшь — и сразу моя комната. Чаю будешь?
— Нет, спасибо, — улыбнулась, наконец, воронушка. — Мне бы умыться — и спать. Найдётся у тебя — на чём?
— Сейчас приготовлю. Вот смотри: это полотенце для рук. Вот тебе полотенце для лица, — чувствуя себя принимающей гостей хозяйкой, объясняла Руся. — Мыло — вот. Не забудь: потом в коридорчик.
Когда–то, очень давно, самую большую комнату, гостиную, отделили от комнаты поменьше огромным листом ДСП. Вот и получилось помещение с небольшой кладовкой для зимних вещей и прочего и с тем самым коридорчиком в три шага от прихожей до Русиной комнаты.
Пока Карина умывалась, Руся быстро постелила ей на кровати, а себе разложила кресло–кровать. Если не приглядываться, теперь в комнате две спальных места, одно из которых только чуть–чуть уже другого. И не надо будет спорить с гостьей, кому куда ложиться, если та вдруг застесняется и захочет лечь на то, что не такое удобное, как обычная кровать.
Так что вошедшая Карина послушно (устала же!) легла на указанное ложе — и мгновенно уснула. Наработалась с первой помощью всем пораненным–пострадавшим.
А Руся выключила настольную лампу и встала у окна. На улице сбоку, на востоке, где плохо видно из–за рамы, начинало быстро светать. Зелень в это спокойное, лишь слегка потревоженное облаками утро, стояла притихшая. Поэтому на улице будто уже давно светлел пасмурный день.
От прикосновения к ладони Руся вздрогнула. И уголками губ усмехнулась: личный домовой Евсеич подобрался ближе и уселся рядом с её рукой, упиравшейся в край подоконника. Встретились глазами, и девушка кивнула:
— Идём на кухню.
Евсеич тут же пропал — побежал впереди хозяйки, наверное…