Ворота Расёмон

Муж ведь на Средиземном море, разве с ним можно повидаться? Подумав так, Тиэко впервые заметила, что разговор с незнакомцем звучит абсурдно. Но едва она собралась переспросить, как носильщик, коротко поклонившись, скрылся в толпе – и, сколько Тиэко его ни высматривала, больше не показывался. Точнее, не то чтобы «не показывался» – она, к своему удивлению, не могла припомнить его лица, хотя лишь мгновение назад видела его прямо перед собой. Поэтому каждый обладатель красной фуражки казался ей подозрительным.

Дальше Тиэко почудилось, будто тот самый загадочный носильщик где-то рядом и постоянно за ней наблюдает. Тут уж ей стало не до поездки в Камакуру и захотелось поскорее оказаться подальше от вокзала; она, словно во сне, не раскрывая зонта под проливным дождём, бросилась прочь. …Всё это я знаю со слов Тиэко – конечно, виноваты нервы, да к тому же она тогда простудилась. Следующие три дня сестра провела в лихорадке и в бреду шептала разный вздор, как бы разговаривая с мужем: «Дорогой, прости меня» и «Почему ты не возвращаешься?» Но на том проклятие Камакуры не закончилось. Даже полностью выздоровев, Тиэко не могла слышать слово «носильщик»: разом замолкала и до конца дня была не в духе. Как-то был и вовсе смешной случай: она увидела носильщика на вывеске пароходной компании и с полпути вернулась домой.

Через месяц, однако, страхи по большей части утихли. Моя жена рассказывала, как Тиэко со смехом говорила: «А помните, сестрица, в рассказе Идзуми Кёка был носильщик с кошачьим лицом? Я про него читала – вот мне, наверное, и почудилось». Но в марте носильщик напугал её снова, и с тех пор, до самого возвращения мужа, Тиэко ни разу, ни по какой надобности не ходила на вокзал. Оттого и тебя не пришла провожать, когда ты уезжал в Корею.

Дело в том, что в марте из Америки вернулся один сослуживец её мужа, который целых два года не был в Японии. Утром Тиэко отправилась встречать его с поезда. Ты знаешь, мы живём на окраине – там и в разгар дня мало прохожих. На пустынной обочине, как будто забытая, стояла тележка с игрушечными вертушками на палочках. День был пасмурный, ветреный, и потому разноцветные вертушки бешено крутились. Тиэко при виде них почему-то стало не по себе. Миновав тележку, она обернулась: спиной к ней, на корточках сидел мужчина – вроде бы в красной фуражке носильщика. На самом деле это наверняка присел покурить продавец вертушек. Но Тиэко, увидев фуражку, уверилась: если она пойдёт на вокзал, странности продолжатся. Она даже задумалась, не повернуть ли назад.

Впрочем, по пути – и вплоть до встречи с сослуживцем мужа, – к её облегчению, ничего не произошло. Однако потом, на выходе с вокзала, когда она вслед за всей компанией проходила через тускло освещённый турникет, её окликнули сзади.

– Ваш супруг ранен в правую руку, оттого и не пишет, – услышала она. Тиэко тут же обернулась, но не увидела ни носильщика, ни других подозрительных людей – только своих знакомых, ещё одного морского офицера с женой. Разумеется, у них не было причин вдруг говорить подобное; кто произнёс слова, осталось загадкой. Тиэко, похоже, обрадовало уже то, что носильщиков поблизости не наблюдалось. Пройдя через турникет, она вместе с остальными пошла провожать сослуживца мужа до машины – как вдруг снова ясно услышала: «Госпожа, супруг ваш вернётся в следующем месяце». Тиэко опять обернулась – и опять увидела позади не носильщика, а лишь знакомых, с которыми была на вокзале. Впереди, однако, пара носильщиков укладывала багаж в автомобиль – и почему-то один из них со странной усмешкой неожиданно обернулся к ней. Тиэко так сильно побледнела, что это заметили окружающие. Но, стоило ей немного успокоиться, как оказалось: багаж укладывают не два человека, а один – да и он совсем не тот, кто только что ей усмехался. Она попыталась вспомнить, как выглядел второй, – и обнаружила, что не может: сколько ни старалась, ей виделись только красная фуражка и лицо без глаз и носа. …Вот вторая странная история, которую рассказала Тиэко.

Прошло около месяца – помнится, ты тогда как раз уехал в Корею, – и мой зять, муж Тиэко, действительно вернулся. Поразительно, но правдой оказалось и другое: он был ранен в правую руку и не мог писать письма. «Вы, Тиэко, всё время только о муже и думали, вот вам сердце и подсказало!» – подшучивала моя жена. Ещё через полмесяца сестра с мужем отбыли к его новому месту службы, в Сасэбо, но не успели они доехать, как я получил письмо – с третьей по счёту странной историей.