Воровка

Когда мы устремляемся вперед, подпрыгивая на волнах, разрезая их носом судна, она подвигается ко мне ближе и, стоит мне приподнять руку, подныривает под нее, прижимаясь ко мне. В этот миг я даже не могу улыбнуться. Во мне столько эмоций, и они бушуют так, что я направляю яхту в направлении, противоположном тому, что задумывал, почти тридцать минут, прежде чем осознаю свою навигационную ошибку. Когда мы наконец оказываемся так далеко от цивилизации, что до самого горизонта все заполняет вода, я глушу двигатель, чтобы Оливия могла насладиться пейзажем.

– Я ощущаю себя такой смертной, – говорит она. – Я заковала себя в такую мощную броню за все эти годы: юридическое образование, деньги, железное сердце. Но здесь все это бессмысленно, и я чувствую себя обнаженной.

– Твое сердце не такое уж и железное, – говорю я, любуясь бликами и изгибами волн. – Ты просто предпочитаешь притворяться, будто оно железное.

Краем глаза она смотрит на меня.

– Ты единственный, кто так считает. Остальные мне верят.

– Я единственный, кто тебя знает.

– Тогда почему ты всегда так легко меня отпускаешь? Почему не знаешь, что я хочу, чтобы ты сражался за меня?

Я вздыхаю. Вот она. Правда.

– У меня заняло очень много времени понять, что ты пытаешься сказать мне именно об этом. И, кажется, стоило мне вернуться за тобой или тебе за мной, мы просто оказывались неготовыми к воссоединению. Но вот он я, десять лет спустя. Сражаюсь за тебя. Мне хотелось бы думать, что я усвоил урок. И еще мне хотелось бы верить, что в конце концов мы достигли той точки, когда действительно готовы друг для друга.

Она не отвечает, но нетрудно догадаться, о чем она думает. Что, возможно, наш час наконец-то пробил. Но только возможно.

Я запускаю двигатель.

Около девяти мы добираемся до залива Тампа. Я пристраиваю яхту на пристани и вызываю такси, чтобы доехать до автомобильного проката. Предложить они могут лишь мини-фургон, и Оливия язвительно смеется, стоит нам залезть в салон.

– Что? – шутливо возмущаюсь я. – Мне даже нравится.

– Нет, – твердо говорит она. – Лучше молчи, иначе я утрачу ту крупицу уважения, что к тебе испытывала.

Я ухмыляюсь и везу нас к отелю. Мы оставляем сумки в номере, и Оливия разглядывает комнату, пока я проверяю, в силе ли наша обеденная бронь.

– Давай найдем, чем здесь можно поживиться, – говорю я. Она расстегивает свою косметичку, но я мягко забираю ее.

– Сегодня «обнаженный» день, и пусть он таким и остается. И в плане чувств, и в плане макияжа.

Ее губы подрагивают: она хочет улыбнуться, но сдерживается. Впрочем, улыбка мерцает в ее глазах, мне достаточно и этого.

Мы прогуливаемся до камерного ресторанчика, где подают лишь свежевыловленную рыбу. Он стоит прямо на воде. У Оливии чуть обгорел нос, и по ее щекам и переносице рассыпаются веснушки. Она заказывает «Маргариту» и клянется, что это лучшее, что она когда-либо пробовала.

После двух бокалов внутреннее напряжение отпускает ее, и она начинает говорить больше и непринужденнее. Мы прогуливаемся мимо магазинов, и она рассказывает о своей жизни в Техасе.

– Южные красотки, – уверяет она, – самые смертоносные создания на всей Божьей земле. Если ты им не нравишься, они не удостоят тебя и взглядом, стоит тебе заговорить с ними. А затем сделают комплимент, подразумевающий злейшее оскорбление.

Я смеюсь.

– И как же ты с ними справилась?

– Не блестяще. Пропускала комплименты и оставляла только оскорбления.

– Даже думать об этом тревожно, – признаю я. Когда Оливия расчехляет оскорбления, словно оружие, ты чувствуешь себя пораженным вербальными пулями. Крайне неприятный опыт.

Она морщится.

– Кэмми сказала, я антитехасец. Она хотела, чтобы я убралась подальше с юга, потому что я якобы нарушала целостность впечатлений.

– О, Кэмми.

Ее улыбка такая широкая и искренняя. Я знаю, как она ценит свою лучшую подругу – и гадаю, как бы она отреагировала, узнав, на что та шла, удерживая меня подальше. Не то чтобы теперь это что-то значило. Я никогда ей не расскажу.

Мы смотрим на забавные футболки с символикой Тампа-Бэй, когда она вдруг выпаливает:

– У меня все еще есть та футболка с котами из штата Джорджия.

– И у меня тоже. Давай возьмем одну из этих, с Тампа. Можем собрать целый гардероб с глупыми футболками.

Она выбирает две футболки с пальмами, самого непростительного бирюзового оттенка, что я только видел. Над рисунком наклеена надпись: Сердца в Тампа-Бэй.

Я вздыхаю:

– Взгляни на те, симпатичные, приталенные, – и указываю на футболку, в которой даже можно показаться на публике и не опозориться. Она хмурится.

– И что в этом интересного?

Она скрывается в уборной, чтобы надеть новую покупку, и заставляет меня сделать то же самое. Пять минут спустя мы идем по набережной, держась за руки, в уродливых парных футболках.

Я в абсолютном восторге.

Глава 21

Прошлое

После выпуска Кэмми уехала обратно в Техас. Найти ее оказалось довольно просто – нужно было лишь пройти по яркому следу в ее социальных сетях. Я зарегистрировался в фейсбуке. Первые пять моих сообщений она проигнорировала и отправила короткий ответ лишь на шестое.