Воровка. Королевы бандитской Одессы

— День добрый! — бархатный грудной голос незнакомки отразился от витрин с дешевыми украшениями и стрелой Амура пробил сердце молодого приказчика Жака, приходившегося троюродным племянником самому Карлу фон Мелю.

Жак, скажем сразу, был вовсе не Жаком, а обыкновенным Вениамином, но разве у торговца украшениями может быть такое неромантичное имя? Итак, Жак-Вениамин влюбился в незнакомку, лица которой даже не видел — достаточно было колдовского голоса. Владелица же его незаинтересованным взглядом окинула витрину со стекляшками, затем, не удостоив вниманием хрустальные флакончики с духами, направилась к витрине с вошедшими в моду только в прошлом году изящными драгоценностями с Востока. Даму не заинтересовали ни бирюза, ни шпинель, ни аквамарины чистейшей воды. Она вытащила лорнет и, рассматривая вычурные сочетания камней, задумчиво проговорила:

— Пестровато…

Затем переместилась на полшага и обратила взор на куда более дорогие украшения из платины с бриллиантами. Здесь ее тоже ничего не заинтересовало. Во всяком случае, отворачиваясь от драгоценностей, она бросила:

— Скучновато.

Ее внимание привлекла небольшая бархатная палетка, на которой под теплым солнечным светом из окна сверкали гранями небольшие бриллианты без оправы. Камни были невелики, но дивно хороши. Дама сделала знак ошалевшему от сладостных видений приказчику, и он, не совсем понимая, что происходит вокруг, вытащил палетку из-под стекла. Сама же покупательница задумчиво сняла тонкие кружевные перчатки и теперь поигрывала ими. Наконец камни на черном бархате оказались прямо перед ее глазами.

— Да, недурны… А вот этот камень. Уважаемый, скольких карат?

Приказчик вспотел и, не опуская глаз, пролепетал:

— Три-с…

— А вот этот? — дама взглянула прямо в глаза Вениамину.

— Четыре с четвертью, мадам… — Губы приказчика еле шевелились. Он уже представлял, как по вечерам будет приглашать незнакомку в свою холостяцкую квартирку.

— Однако же… А по виду совершенно одинаковые.

— Огранка-с. Обратите внимания — это просто «роза». — Приказчик опустил глаза на более дешевый камень, а потом на более дорогой. — А вот это «испанская роза», нижние грани составляют-с многогранник.

— Как интересно, — промурлыкала дама, осторожно беря в руки сначала один камень, потом другой. — И верно, нижние грани составляют… Что ж, друг мой. К вечеру появится мой супруг, он выкупит у вас и эти два камня и, пожалуй, еще вот это, — дама тронула ногтем совсем крошечный камешек, который, однако, блестел ярче всех прочих. Приказчик обратил внимание, какие узкие у дамы руки, насколько длинные пальцы и как идут к длинным миндалевидным ноготкам выбранные украшения (и потому не услышал слова «муж»). — Отложите их до… да, до шестого часа.

— Будет исполнено. Для кого прикажете записать камни?

Дама усмехнулась.

— Так и запишите, любезный, для «испанской розы»…

— Слушаюсь, — поклонился приказчик.

Он осторожно вынул из палетки камни и переложил их в крошечную коробочку с бархатом благородного серого цвета. Каждое его движение было уверенно-осторожным.

— Всего доброго! — бросила дама, натягивая перчатки.

— Рад услужить, — снова поклонился Вениамин, однако дамы уже не было в магазинчике.

Экипаж был на том же месте, где остановился. Дама опустилась на сиденье.

— Трогай, дружок. Только осторожно — дорога скверная.

Дорога была такой же, как и во всем городе, но кучер предпочел не открывать рот. Непростая была дамочка, а с такими лучше не спорить.

Коляска покатила, дама, откинувшись на спинку сиденья, осторожно стягивала с правой руки перчатку. Наконец черные кружева были сняты. Теперь следовало так же осторожно… вытащить из-под длинных ногтей выбранные камни. Уж столько раз она поделывала этот фокус в самых разных магазинчиках и лавчонках, и ни разу никто не заметил того мгновения, когда на палетку ложилась искусная подделка, а камешек прятался под ногтем и приклеивался к едва заметной капельке прозрачной смолы. Не зря же она в такую жару надевала перчатки…

Камешки заиграли на ярком солнце, переливаясь всеми цветами радуги. Дама, поигрывая ими в полураскрытой ладони, пробормотала:

— Вот уж не понять, отчего их называют вечерними украшениями. Днем они так волшебно играют в солнечном свете. А вечером кажутся просто тусклыми прозрачными стекляшками. Странно, право, странно…

Дама мечтательно улыбнулась и попыталась вспомнить, когда же впервые увидела бриллианты.

* * *

…Только вчера она сошла с варшавского поезда с крошечным саквояжем. И уже на следующий вечер фланировала по Приморскому бульвару.

— Да-с, тогда Одесса была волшебным сном. Четвертый по населению город в империи. Чуть больше семидесяти лет, но слава о нем преудивительная. Ничего нет странного в том, что сюда стремится и стар, и млад…

В середине шестидесятых голов XIX века Одесса была именно такой — гостеприимной, свободной. Город строился по единому плану, градоначальники не жалели средств на самые модные технические новинки, презирали стяжателей и снискали себе славу великих управителей.