Однако некоторые клиенты не желали ни протокол выкупать, ни штраф платить. Даже иногда успевали опомниться. Поэтому аферу Соня упросила еще раз, до полного безобразия. Сонька очаровывала мужчину и приводила на квартиру. Вино, свечи, нежные речи. Наконец пылающий страстью любовник готов выпрыгнуть из штанов (или уже успел выпрыгнуть). В самый разгар страстных объятий в номер врывался «разъяренный муж» и начинал зверски избивать несчастную. Дама кричала от боли, ее супруг — от радости, что смог-таки застать неверную изменщицу на месте преступления. Когда же очередь доходила до страстолюбца, пожелавшего объятий «чужой жены», тот уже успевал выпрыгнуть в окно. Если же не успевал — был готов отдать последнее.
— И тогда у нас в руках, — улыбаясь, вспоминала Соня, — оставались не только часы или бумажник, но и сюртук или, пардон, панталоны незадачливого почтенного отца семейства, покинувшего родной дом ради отдыха на море.
Раньше или позже это должно было случиться. И это случилось. Сонька «выросла» из хипеша, как вырастают из ролей настоящие актрисы. Все чаще ее партнером становился Моше Блювштейн. И наступил миг, когда он согласился, что Соне надо двигаться дальше. Соня вышла замуж за Моше — и вытащила билет в мир совершенно иных афер.
Моше — почтенный поездной ципер — обучил Соню всем хитростям работы в поездах. Она научилась «выбивать лопатники», то бишь извлекать бумажники у ничего не почуявших разинь, «срезать котлы» — то есть избавлять других разинь от карманных часов.
— Он заменил мне отца, — рассказывала Соня. — Отца, которого у меня не было. До конца своей жизни участвовал в моих предприятиях, ни разу не приревновал, всегда был и верным другом, и любящим мужем, и идеальным партнером.
Моше — это признавала вся Молдаванка — был настоящим профессором в своем деле. Не будь Моше, судьба Сони могла бы пойти совсем по иному пути. И с этим тоже соглашалась Молдаванка, как бы скептически ни усмехался при этих словах пристав. Для Сони же Моше и в самом деле был целым миром. Он влюбился в девушку как мальчишка.
— Не влюбляйтесь в сорок, как в шестнадцать, — повторяла его присказку Соня. — Но в свои шестьдесят он со мной почему-то забыл собственные слова. Он был легок как юноша, и надежен как гранит. Он восхищался моими проделками, и оттого мне хотелось шалить и шалить…
Одним словом, устав от хипеша — дела шумного и неблагодарного, — Соня переключилась на иные проказы.
— Приехали, барыня, — донеслось с облучка.
— Да какая ж я тебе барыня, — пробормотала дама, осторожно спускаясь по крошечным ступенькам. — Жди меня тут, вскоре поедем дальше. Да не бойся, не обижу…
— Отчего бы мне бояться, — пожал плечами кучер, — уж ежели вы сказали, что не обидите, то и не обидите. Мне, таки да, не нужна какая-то тряпка, чтобы лицо человека рассмотреть.
Скажем по-честному, даму мгновенно узнавали все те, кто мог бы ей помочь. Вернее те, кто почел бы за честь помочь такой особе. Не зря же столичные валеты ей такой респект оказывают… А уж о том, кто и кому уважение делает, в городе первыми узнают дворники и кучера.
Тем временем в небольшой лавке, за которой ходила дурная слава хранилища краденого, дама закончила разговор и сейчас опять надевала перчатки.
— Будь осторожна, Софьюшка, — в который уж раз повторял ее собеседник, седой высокий мужчина. Если бы не седина, ему можно было бы дать и тридцать, и сорок.
— Не стоит беспокоиться, друг мой, — отвечала дама. — Эти мальчишки, приказчики, при виде меня просто теряют остатки мозгов. Как только я заговорю — сразу готовы на все. Один такой сегодня осмелел настолько, что даже предложил выпить чаю после покупки. У него в задней комнате магазинчика. Неужели я выгляжу дамой, которая готова уединиться в задней комнате лавочки?
— Ты выглядишь так, как хочешь сама. Но должен же он был попробовать… Внешность бывает обманчива.
Дама рассмеялась. Этот человек был для нее всем — учителем, другом, отцом. И ему почему-то всегда удавалось ее рассмешить.
— Камни у них замечательно хороши — чистой воды, так и сияют на солнце. А какие замечательные я видела броши… Очень строгие, необыкновенно изящные.
— Так, быть может, ты хотела бы получить такую в подарок?
— Может, и хотела бы… Но как-то странно прийти в магазин обыкновенным покупателем и отдать деньги за то, что можешь взять и так.
Мужчина укоризненно покачал головой.
— Покупателей не запомнят. А вот обольстительную воровку забыть долго не смогут.
— Если поймут, что она воровка… Пойду я, друг мой. Смеркаться скоро начнет, трудно будет окрестности осмотреть. Да и не так удобно делать это в самом центре города, на Дерибасовской…
— Но отчего бы не послать мальчишек? Они все осмотрят и точно зарисуют.
— Они могут не увидеть то, что смогу разглядеть я…
— Тебе виднее, девочка. Возвращайся и расскажи мне, что придумала… Ишь ты, «испанская роза»…
Дама усмехнулась.
— Этого я не придумывала. Ты пошлешь за отложенными камнями?
— Непременно. Я сам пойду. Не дело оставлять о себе хоть какую-то память.