Алексей Иванович подошел ближе. Узнать это существо не было возможности. Тогда он повернул голову садовника в профиль и взглянул еще раз.
От резкого поворота длинная прядь переместилась на ухо задержанного, и Алексею Ивановичу почудилось, что именно этот профиль он видел там, на балконе. Оставалось последнее: он вспомнил, что питерский педагог говорила, что рука у преступника была как у юноши. Он прикоснулся к руке. Она была именно такой, легкой, почти воздушной.
– Это он! – внезапно крикнул Алексей Иванович. – Он! Я его узнал!
Он стал тыкать пальцем в сторону садовника и неистово повторять:
– Он! Он! Он!
– Лыжишь! – в ответ вопил садовник. – Грешка!
– А где твоя серая куртка? Куда ты ее спрятал?
– Няма серой куртки, има бяла.
– Врешь, – в ответ кричал Алексей Иванович, – я видел в ней тебя в саду и на балконе! Спрятал! Спрятал главное доказательство!
Неожиданно вперед вырвался Асен и, схватив садовника за горло, начал душить его.
– Где деньги? – сквозь стиснутые зубы повторял он одно и то же. Но тут уже вмешался директор. Он вырвал садовника из лап своего заместителя и, толкнув в холодильник, крикнул:
– Тебе конец, Иван! Сейчас я вызову полицию, и тебя посадят на семь лет. У тебя полчаса времени. Если признаешься и вернешь деньги, я тебя отпущу, и все останется между нами. Если нет, тебе конец!
Он показал пальцами клетку и с силой захлопнул холодильник. Сплюнув на пол, он подошел к выключателю и отключил холодильник. По дороге к бару директор, глядя на Алексея Ивановича, спросил:
– Алеша, ты не ошибаешься? Это – он?
– Он! Даже про куртку он соврал. Она была у него. Он в ней работал в саду.
– Я не об этом, ты узнал его?
Алексей Иванович замолчал, потому что в этом избитом до полусмерти человеке узнать садовника было невозможно.
Он вдруг почувствовал, что все идет не так! Разоблачение вора ничего не принесло. Появилось что-то другое – боль и сомнение.
«Проклятые деньги! Чтоб они провалились!» – с гневом подумал Алексей Иванович.
– Ко всему прочему, не получилось ничего героического. Наоборот – одни нервы! – заключил он.
Рубашка на нем промокла, и он уже сожалел, что не смог добиться, чтобы за садовником следили.
– Мог бы и сам кого-нибудь нанять – не обеднел бы! – ругал он себя в сердцах.
Вызванная полиция заявила, что доказательств того, что подозреваемый лез на балкон Алексея Ивановича, нет. А поскольку у пострадавшего ничего не пропало, то блюстители порядка предложили садовника отпустить. А по секрету посоветовали директору, чтобы не дать ход рукоприкладству, садовника уволить и этим исчерпать инцидент. Так и сделали. В течение получаса садовника действительно освободили от работы, и он с разбитым лицом, но в белой рубашке гордо прошел мимо, волоча по асфальту небольшой чемодан на колесиках.
Уже на следующий день начались странные вещи. Во-первых, Алексей Иванович никогда так плохо не спал. Всю ночь окровавленное лицо садовника нависало над ним и что-то шептало на непонятном языке.
– Перенервничал! – решил он. – Ничего страшного, на мне как на собаке все заживает.
Утром, чтобы взбодриться, он пошел с братом купаться. Неожиданно на повороте мимо него промчалась какая-то красная машина и чуть было не сбила его. А вечером они вчетвером пошли отметить день рождения брата, и все это время Алексея Ивановича не покидало чувство, что за ними кто-то следит.
Всю оставшуюся неделю отдыха на море он так и не смог нормально выспаться.
Наконец настало время возвращаться домой.
Приехав в Москву, он первым делом пошел к врачу. Врач-невропатолог районной поликлиники оказался вполне профессиональным доктором. На жалобы Алексея Ивановича на бессонницу и плохое состояние, врач, узнав, что его пациент кандидат педагогических наук, принялся все объяснять философски:
– Бедные наши классики считали, что русский человек через двести лет станет существенно лучше, но два века прошли, и мы видим, что сложное становится более элементарным, тонкое – грубым, интеллектуальное – массовым…
Затем, проверив давление и постучав молоточком по всем суставам, врач заключил:
– Предупреждаю, мы – врачи – видим лишь то, что нам позволено Создателем. Первое: в мире появилась нервность. Прямо скажу, что иногда, кажется, что мы находимся в психиатрической больнице. Отчего это состояние? Мы наполняемся страшной ложью, причем ложью чрезвычайно глупой, ложью собственной конструкции. Надо запрещать себе врать и прелюбодействовать – эти два фактора больше всего разрушают человека. Вот почему масса людей в наш век живет в пограничной ситуации и нередко не отвечает за свои поступки.
– И что же нас ждет, если все так трагично в нашем веке? – с надеждой спросил Алексей Иванович.
– Наш век либо будет веком гуманитарности, либо его вообще не будет.
– Но мне хочется жить, не смотря, в какую сторону подует ветер, – робко возразил Алексей Иванович.
– И будете! Вот я вам выписываю лекарства. Это для укрепления нервной системы, а это – «Зопиклон – Никомед» – легкое снотворное, которое обладает мягким снотворным эффектом.