Воровская яма

Кольцов на завтрак пришел поздно. Сосед – редактор из Казахстана, весельчак и юморист, между кашей и яичницей сообщил:

– А песик-то ваш, кажется, заболел. Идет слух, что у него чумка.

– Кто сказал? – оторвался от еды Кольцов и почувствовал, как ток ударил по нервам.

– Никто не знает, кто первый, но слух устойчивый, – дополнил сосед.

Когда Кольцов, наспех закончив завтрак, вставал, сосед вспомнил:

– Кажется, я слышал от старушки в локонах, сидящей вон за тем столом. Кольцов понял, что сосед имеет в виду врача, которую старожил ДТС поэт Устоев прозвал старушкой-обаяшкой. Владимир Устоев был в молодости повесой и ухажером, в бабах знал толк и каждую новую насельницу проверял на прочность. Старушка-обаяшка не то чтобы его отвергла, а так – не встрепенулась под его сильными, но нередко хмельными чарами. Устоев не обиделся, а перебросил внимание старушенции на Кольцова, с которым часто общался по важному для обоих квартирному вопросу. Вот в него старушка-обаяшка вцепилась всеми имеющимися в ее арсенале чарами. Дама принялась часто менять наряды, бросать на него взоры, внимательно изучая черты русского человека из Ивановской области, и подолгу беседовать с Кольцовым на литературные темы. Для себя Кольцов решил, что его новая знакомая была в прошлом близка с каким-то крупным писателем и, по всей видимости, не раз отдыхала в ДТС, исполняя роль музы на время отпуска.

Вот к этой новой знакомой Кольцов и помчался.

Он бежал, а в голове все время стучала неприятная конфигурация слов: чум-ка, чум-ка, чум-ка… У старушенции оказался роскошный полулюкс в Новом корпусе. Окна были зашторены. Дама была разодета, пахла благовониями, как примадонна Большого театра перед началом спектакля. Увидела Кольцова, и в глазах у нее появились костры неотразимой нежности. Сделав вид, что она не ожидала гостя, возбужденная женщина бросилась в ванную комнату приводить себя в порядок.

После долгой паузы и долетавшего из ванной речитатива «Пепита дьявола» она наконец выпорхнула на середину комнаты, словно экспонат, выставленный на торги. Сделав несуразное па-де-де, дама развернулась в анфас и, обдав Кольцова запахом французских духов, плюхнулась рядом с выражением лица «бери меня, пока не поздно». Видимо, из-за плохого зрения она не сумела распределить пудру, и та слегка налипла под носом и на скулах на нежном волосяном покрове.

«Ну и чудо в перьях, – подумал он, – да она воду из камня высечет, только бы встрепенуть умолкнувшие чары».

«Возьми себя в руки, беллетрист», – скомандовал он себе недолго думая вскочил, подбежал к окну и, отдернув шторы, громко воскликнул:

– Вон там, в вольере, умирает мой друг.

Слово «умирает», произвело впечатление, и старушка воззрилась на него с нетерпеливым выражением.

– Вы врач, говорят, что даже определили, чем болен щенок, это так?

– Да! – приосанилась старушка, и лицо ее приняло обиженное и надменное выражение. – Я смотрела эту Думку недолго.

– Собаку зовут Умка. Имя дал народ, – на всякий случай добавил он. – Что у него?

– Кажется, это парвовирусный энтерит, – обреченно сказала она.

– Неужели это опасно?

– В этом возрасте опасно смертельно. Надо срочно к ветеринару, в поликлинику.

– Значит, шансы есть? – спросил Кольцов.

– У нас все под вопросом. Как говорил мой покойный друг: «Несчастная родина неограниченных возможностей».

Когда Кольцов услышал слово «Родина», у него выросли крылья, он загадочно улыбнулся и, сорвавшись с места, словно Бэтмен, бросился к выходу.

Он бежал напрямик, коротким путем, по тропинкам, проложенным вопреки асфальтированным дорожкам. У вольера никого из сторожей не было. Вся стая была на виду и явно была взволнована. Мама и брат Бой смотрели на Умку с недоумением и обидой. Недавно еще был среди них самым веселым и живым, а тут – лежал без движения и судорожно подергивал ушами. С другой стороны вольера, где находилась калитка, стояли два мальчика, которых Кольцов нередко видел по утрам. Они принесли еду. Любимцем у них был Умка, но на этот раз он к ним даже не подошел. Поэтому ребята через сетку скармливали принесенную еду его сестренке Нельке, которая за милую душу уплетала магазинные пельмени. Кольцов быстро подошел к мальчикам и, указывая на Умку, спросил:

– А его пробовали кормить?

– Сто раз звали, не хочет, – ответил который постарше.

– Болен, – как о решенном вопросе, промолвил младший.

– Не гони, Васька, Умка не хиляк, еще встанет, – солидно возразил старший.

– Когда встанет, Генка? Пойдем отца просить, его надо в больницу отвезти.

– А какая здесь ближайшая больница? – спросил Кольцов.

– Не знаю, отец подскажет.

– А вы откуда сами, из ДТС? – спросил Кольцов.

– Нет, мы здесь, через дом по Комсомольской – в двухэтажке живем, – охотно доложил старший.

– Не надо, ребята, идти к отцу, я сам отвезу Умку куда следует.

– Вас Кольцов зовут? – одобрительно поинтересовался младший.

– Да, он самый.

– Мы вас знаем. По телевизору часто видим с Лысым.

– Кореец он, – как о решенном вопросе заявил старший.