Воровская яма

Слова, которые он слышал, принадлежали Умке. В этом у него не было никакого сомнения. Вместе с тем в этой сентенции Кольцова что-то задело.

– Почему щенок заговорил о каком-то росте? И что это за рост? Финансовый, физический или, возможно, духовный?

На самом деле в глубине души он был вполне доволен собой и не хотел что-либо менять в своей жизни. Но энергия, разливающаяся по его телу, проникающая в сердце и сознание, была настолько неожиданной и действенной, что он с благодарностью посмотрел на своего маленького дружка. Их взгляды долго не отрывались друг от друга, словно были подключены к какому-то неведомому источнику. Наконец Умка не выдержал и от перебора эмоций стал засыпать. Кольцов почувствовал, как у него наворачиваются на глаза слезы. Он осторожно прижал сумку, в которой лежал щенок, и принялся тихо шептать над ним слова, похожие на молитву.

* * *

Зелинский высадил Кольцова у ворот ДТС и поехал в обход, в Новый корпус. Он был очень доволен своей благотворительной акцией. Поселив однажды у себя кошек, Зелинский начал считать себя исключительным человеком.

«Животными в наше время занимаются только дураки или святые», – повторял он сентенцию своей мамы. Кольцов, с точки зрения Зелинского, вписывался в одну из этих категорий. Но главное, в том замысле, который ему предстояло осуществить, с появлением Кольцова возник свет в конце туннеля. Первое, что он сделал, это вошел в интернет и вычитал, а потом скопировал все напечатанное о Кольцове. Оказалось немало интересного. Информация о фильме, снятом по роману Кольцова, показалась ему сомнительной. Но он все-таки нашел его в интернете и бегло просмотрел. Фильм ему не понравился. «Чего в этих событиях ковыряться? Не могли мы тогда, в 90-х, защитить Югославию. Сами еле на корячках держались». Следом он прочитал пару рецензий на прозу Кольцова и, убедившись, что это писатель вполне в духе времени, решил, что теперь есть о чем доложить шефу. Но прежде решил еще раз прощупать Кольцова. Он нашел его визитку, переданную в конце поездки, и набрал номер.

– Александр Александрович, это Зелинский. Удобно говорить?

– Не совсем, – ответил Кольцов. – Вот, прошу директора ДТС отдать для Умки на время свободный вольер за старым корпусом.

– Ну и как?

– Пока никак. Сопротивляется.

– Ну-ка дайте ему трубку, – решительно попросил Зелинский и тут же услышал голос директора ДТС.

– Слушаю, – пропел Леонид Александрович.

– Привет, Леня, это Зелинский. Документы на тебя уже подписаны.

Поздравляю! Отныне ты член нашей ассоциации. Поздравляю! В следующую неделю представлю тебя всему коллективу. Поздравляю! – Три подряд «поздравляю» сделали свое дело, и директор расплылся.

– Спасибо, мой дорогой, – грудным голосом пропел он и уже благосклоннее посмотрел на сидевшего рядом Кольцова.

– Леонид, дорогой, – продолжил наступление Зелинский, – уступи ты этот вольер его щенку. Он болен, долго не протянет, а если выживет, то тебе и это на том свете зачтется. – Зелинский захохотал от собственной находчивости и добавил:

– Ты ведь, Леня, собачник, пойми и его. Вы в одной вселенной живете, где только святые общаются.

Леонид Александрович поиграл бровями, еще раз взглянул на притихшего и оробевшего Кольцова и вдруг совсем по-товарищески сказал:

– Хорошо, пусть селит своего кобеля.

Зелинский попросил директора передать трубку Кольцову, поздравил его с обретением жилья для своего любимца и предложил срочно прочитать его радиосценарий о юбиляре. Нечего было делать, Кольцов согласился. Следом Зелинский позвонил шефу – сыну того человека, к юбилею которого нанимался Кольцов, и сообщил, что работа набирает скорость и идет с нарастающим успехом.

– Пишу день и ночь, Сергей Петрович. Постараюсь успеть к сроку, – бодрым голосом завирал он, – все будет хорошо. – Зелинский очень любил этот оборот: «Все будет хорошо!»

– Кстати, – в завершение доложил он шефу, – я нашел и режиссера, – останетесь довольны. Главное, человек с хорошей репутацией, опытный и недорогой.

– Недорогих хороших режиссеров не бывает, – с иронией заметил Сергей Петрович.

– Он из тех, кто к вашему отцу испытывает громадный пиетет, вот что меня буквально покорило.

– Как его фамилия?

– Кольцов!

– Он не родственник репрессированного Михаила Кольцова?

– Нет! Кажется, нет.

– А вы узнайте.

– Хорошо, узнаю.

– Если даже дальний родственник, то не надо. Главное – отец, а пиарить других мы не должны.

– Понял!

Зелинский собрался еще кое-что добавить, но телефон шефа отключился.

* * *

Едва успел Кольцов устроить Умку на новом месте и вернуться в номер, как в дверь постучала дежурная и вручила ему толстую книгу юбиляра, выпущенную еще при жизни автора, и синюю папку с тесемочками. Развернув содержимое, он увидел текст радиопьесы с названием «Кого метит ЧОЗО». «Ничего себе – подумал Кольцов. Как ни навязчив был его новый знакомый, но Кольцов со свойственным ему благодушием подумал: – Может и впрямь что-нибудь толковое написал этот внезапный человек».