Воровская яма

– Я привязанностей не меняю. Мы с Умкой еще поборемся. Другой собаки мне не нужно, – решительно закончил Кольцов. Воцарилась тишина, когда попутчики становятся недовольны друг другом. Поскольку Кольцов был благодарен Зелинскому за помощь, он заговорил первым.

– А ведь «ауди», пожалуй, лучшая машина сегодня.

– «Ауди»? С чего вы взяли, герр писатель? Лучшей машиной во все времена был «мерседес». А это так, мои помощники привезли ее, вот и катаюсь. Подержу еще несколько месяцев и закажу другую.

– И где закажете?

– За границей. Можно в Германии, но лучше в Белоруссии. У вас, я вижу, нет машины? Можно и вам заказать. Недорого. Доставят зарубежную красавицу под окна. А если вы согласитесь по старой памяти на одну постановку по моему сценарию, то это обойдется практически даром.

– Что за постановка? – удивился Кольцов и подвинулся ближе к Зелинскому.

– Это разговор не на ходу.

Машина свернула на нужную улицу и остановилась у поликлиники для животных.

– Единственное, что скажу, речь идет о юбилейной дате, и в связи с этим нужно на основе моих материалов написать пьесу и поставить хороший спектакль. Вы, кроме того что отличный писатель, многие годы были театральным режиссером, даже главным. Так сказать – наш отечественный Эдуардо де Филиппо. Вам тут и карты в руки. За эту работу вы получите все: звание народного артиста, дачу, пиар и соответствующие награды.

И тут Зелинский с благоговением назвал имя некогда влиятельного в политике человека.

Неожиданно Кольцов вспомнил об одном разговоре, где упоминался Зелинский и его ассоциация. В этой ассоциации Зелинский был заместителем теперь уже сына знаменитого политика.

– Предложение интересное и очень ответственное. Надо подумать.

– Очень правильно, – просиял Зелинский. – Пойдемте, я вас провожу и, если это недолго, отвезу назад.

Они вошли в поликлинику и по коридору сразу направились к администратору. Народу было мало: два человека с собаками и один с кошкой. Зелинский, проходя мимо пушистого кота, успел его погладить.

– Моя слабость – кошки, – на ходу поделился он. – Держу троих, и мне не скучно. Часто выезжаю с ними на прогулки, они с деревьев ворон гоняют, а я из пневматики шлепаю.

Сообщили о болезни Умки дежурной, Кольцову вручили талон на прием и велели ждать. Женщина-врач, лет пятидесяти, некрасивая, с оспинками на лице, пришла неожиданно быстро. Она предложила пойти с ней в свободный кабинет. Зелинский направился следом узнать, на сколько по времени рассчитана вся процедура. В кабинете Умку положили на нейлоновую подстилку. Он, не сопротивляясь, растянулся на столе, и вдруг из-под хвоста щенка, словно брошенная чьей-то рукой, высыпалась густая куча опарышей. В мгновение они закрутились на месте, производя самое неприятное впечатление. Врач горестно цокнула и с сожалением бросила:

– Не знаю, справимся ли мы. Слишком поздно привезли.

Так впервые смерть постучалась в жизнь трехмесячного Умки.

Зелинский, узнав, что работы на все два часа, все-таки согласился заехать и забрать их на обратном пути.

Врач оказалась немногословной, но опытной.

– У собаки парвовирусный энтерит, – безапелляционно заявила она и принялась быстро обрабатывать щенка для процедур. Умке выстригли от шерсти зад, сделали соответствующие уколы и назначили капельницу. Во время процедуры началось самое страшное. Умка стал задыхаться, закатывать глаза, не хотел ничего видеть, отворачивался от Кольцова и, кажется, тихо плакал.

Теперь Кольцов всеми силами внушал ему желание жить.

– Умочка, – шептал он щенку на ухо, – потерпи, ты ведь сильный, самый сильный. Тебя любят мама и папа, ты нам нужен. Слышишь, Ума?

До Умки в общих чертах эти слова доходили, но сил никаких не было.

Он забылся и, кажется, стал засыпать. Снился ему вольер, веселая беготня по территории ДТС и его любимая мама – строгая, но терпеливая Альма. Прошло два часа, а Умка все еще был в забытьи. Когда Кольцов расплатился за прием и уколы и получил подробную инструкцию, как лечить дальше, приехал Зелинский. Посмотрев на щенка, он вдруг сменил гнев на милость и заключил:

– Кажется, выживет. – Зелинский сказал это, ни грамма не веря в сказанное, но Кольцов был ему нужен, и он продемонстрировал поддержку.

Как после тяжелой работы, опять сели в «ауди». Машина на этот раз легко проскочила шлагбаум переезда и помчалась в ДТС. По дороге Умка стал подавать признаки жизни. Он заморгал глазами, потом тяжело вздохнул и даже пискнул. Узнав Кольцова, щенок уже не сводил с него взгляда. Это были глаза взрослого человека, наполненные скорбью и нежностью, болью и надеждой. И вдруг Кольцов явственно услышал:

– Теперь мы навсегда вместе, дрогой Александр Александрович. Нам будет трудно, нас будут зарывать в землю и заливать цементом. Но лучше идти во весь рост, чем на задних лапках.

В первый момент Кольцов растерялся. Перспективы быть зарытым в землю его не на шутку расстроили. Неужели болезнь окончательно помрачила сознание его приятеля? А если на нервной почве он сам сдвинулся и слышит чьи-то наставления?

– Нет, это не со мной, – сказал он себе, – я в порядке!