Воровская яма

И поскольку день уже был в разгаре, а на работу ехать было поздно, Кольцов пристроился на кровати и тотчас принялся за чтение. В это время позвонил директор музея Василий Васильевич и, сообщив о том, что у него свободный день и появилось первоклассное парное мясо, предложил вечером сделать шашлыки. Не отрываясь от чтения, Кольцов согласился.

Дальше все покатилось по какому-то непредвиденному сценарию, написанному в неведомом месте и неизвестно кем.

Когда чтение радиопьесы было закончено, а книга просмотрена по диагонали, позвонил Зелинский. Узнав, что все переданное дежурной дошло, пьеса прочитана, он пришел в неописуемый восторг и предложил немедленно встретиться. Кольцов не был готов к разговору, поэтому сослался на приглашенного гостя, но Зелинский тотчас нашел основательные аргументы.

– Дорогой мой Александр Александрович, появились непредвиденные обстоятельства. Во-первых, обещал приехать Сергей Петрович. А поскольку он о вас уже слышал много хорошего, я вас немедленно познакомлю. Но главное – надо отметить ваш успех! – сообщил он взволнованно. – Только что решено, что вы едете в Париж на ярмарку представлять вашу книгу «Грехи наши тяжкие». Но и это не все, вас включают в делегацию, которая участвует в презентации книги самого Ивана Полетова.

Зелинский тяжело вздохнул и вдруг с большей силой, неистово шепелявя, продолжил:

– Честно говоря, за последние годы я не знаю человека, к кому все так хорошо относятся и которому, кстати сказать, так бы везло. Дорогой мой, это редкость! Вы гениальный везунчик! Это надо отметить. Что вы собираетесь с вашим гостем делать?

Кольцов помялся, но по неумению врать на голубом глазу сознался, что будет шашлык.

– Вот, это очень хорошо! И запомните, все будет хорошо! Это я вам говорю, Зелинский, который прошел все, и даже медные трубы. Итак, к этому шашлыку будет все остальное. Я это обеспечу. У меня есть превосходное норвежское виски и красная рыба собственного засола. Не выпьем, а ударим в колокола во славу русского застолья.

Такое количество событий и манящих перспектив сломило Кольцова, и он согласился встретиться. Правда, в противовес общему подъему в голове на секунду пронесся какой-то чужой голос – не то Умки, не то провидения, предупреждающий, что он еще нахлебается от этого застолья, но появившиеся горизонты заслонили сигналы здравого смысла.

* * *

Василий Васильевич приехал в назначенное время. С ним Кольцов сблизился недавно, но основательно. Директор литературного музея был человеком надежным и многодетным. Он был среднего роста, складным и плечистым. Его лучезарное лицо в роговых очках всегда светилось доброжелательностью и мудрым благодушием. До директора он дослужился благодаря трудолюбию и бесконечной любви к своему музею. Книг он не писал, зато чутье на хорошую литературу имел превосходное.

Василий Васильевич, как правило, привозил для шашлыка хорошее мясо, которое покупал у знакомого на базаре, и сухие березовые поленницы. Вот и в этот раз он быстро организовал около вольера, где устроился Умка, мангал, заполнил его дровами, и вскоре они с Кольцовым принялись готовить шашлык.

Неподалеку была беседка. Жена Кольцова накрыла в ней стол, расставила из своих запасов соленья, нарезку и спиртное.

Вскоре подоспел шашлык, зазвучали здравицы, и все принялись есть.

Несколько кусочков мяса были предложены Умке, но тот, понюхав, отошел в сторону и вновь лег в кустах неподалеку от беседки. Кольцов хоть и сказал Василию Васильевичу, что могут появиться гости, но по ходу застолья об этом попросту забыл.

И вот когда веселье набрало обороты и никого уже не ждали, на горизонте неожиданно появились двое мужчин. Это был Зелинский в сопровождении поэта Власа Карелина.

Все, кто был знаком с этой парой, догадывались, что это содружество временное. Оба надеялись на реализацию какого-то таинственного плана, скорее всего издания книги Карелина. Каждый про себя знал – при невыполнении условий союз обязательно распадется. Зелинский хвастал, что они родственные души, а гелертер Карелин отвечал: «Родство дело святое; а деньги – дело иное».

Рядом с полным и неопрятным Зелинским Карелин был сама безукоризненность. Он всегда ходил в сером костюме, подчеркивающем его седину, обувь – с иголочки, глаза – особые, запоминающиеся, глядящие далеко вперед и с прищуром. Говорил решительно и как бы – окончательно! Любое общение заканчивал словами: к этой теме возвращаться не надо, я дал ей полную и исчерпывающую оценку. Спорить с собой Карелин не позволял.

Нередко на вопрос, чем он питается, он в шутку отвечал: «Питаюсь ненавистью». И добавлял: «Чем больше ненависти, тем выше рейтинг». Кольцов, несмотря на некоторые странности, уважал этого даровитого человека.

В этом тандеме сейчас лидировал Зелинский, а Карелин ему подыгрывал.

– Как не стыдно! – загундосил на высоких тонах Зелинский. – У них здесь уже все в разгаре! Можно сказать – пиршество!

Но увидев, что шашлыка еще много, Зелинский осадил напор и стал доставать из авоськи обещанные яства.