– «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо. Ибо так поступали с лжепророками отцы их».
– Не понял, – выпучив глаза, заявил Зелинский. – Это что, цитата? Откуда эта цитата?
– Вестимо, из Библии, Зелинский, – с удовольствием подсказал Карелин.
– А при чем тут Библия? Я хочу знать ваше мнение о пьесе, которая, между прочим, шла не где-нибудь, а по «Радио России».
Кольцов вздохнул всей грудью и четко произнес:
– Не собирают винограда с кустарника.
На этот раз Зелинский не выдержал и, резко повернувшись к Кольцову, заговорил каким-то шипящим звуком:
– Что? Это я кустарник? Вот это да! За мою доброту, Кольцов, вы меня мордой об стол. Метафоры! Библия! А спрашивается тогда, кто ты такой? – сквозь зубы процедил Зелинский и потянулся, чтобы вцепиться Кольцову в ворот водолазки. Но в ту же секунду он взвизгнул, схватившись за ногу. Это Умка цапнул его за лодыжку и, прошмыгнув под столом, бросился наутек под облюбованный куст. В следующее мгновение Зелинский вскочил, толкнул стол, на котором все разлилось и разлетелось по сторонам, и завопил так, что птицы на деревьях проснулись и улетели подальше.
– Кто ты такой? – орал он охрипшим голосом. – Скажи мне, кто ты такой?! Мразь ты собачья! Абсолютная пешка! – кричал он, призывая в свидетели всех насельцев прославленного дома.
– Не сметь! Не сметь! – яростно закричал Василий Васильевич и встал во весь рост перед Зелинским, сжимая кулаки.
Но вдруг из глубины уже сгустившейся ночи выступила неизвестная фигура. Зелинский, увидев этот силуэт, внезапно осекся, стал на глазах сдуваться, и на его лице начала складываться вымученная улыбка.
– Се-р-р-гей Петрович… Вы?.. Вы п-р-р-иехали?.. А я и не ждал! Здр-р-авствуйте, дор-р-огой Сергей Петрович, – уже не шепелявил, а картавил Зелинский.
– Пойдемте отсюда, – недовольным голосом сказал мужчина и жестом потребовал, чтобы Зелинский вышел из-за стола. – Простите, господа, я его у вас забираю. А вы, господин Кольцов, правы, пьеса его действительно никуда не годится. Спасибо вам за прямоту. Мы еще с вами встретимся. До свидания.
Зелинский вышел из-за стола, посмотрел горящими от ненависти глазами на Кольцова и, медленно развернувшись, поплелся за Сергеем Петровичем в сторону нового корпуса.
Молчавшая весь вечер жена Кольцова, проводив взглядом ушедших мужчин, подвинулась ближе к мужу и поцеловала его. Карелин с остановившейся улыбкой стал собирать разбросанные бутылки и в конце между прочим бросил:
– Ну, Кольцов, ты даешь. Даже я бы такого не позволил. Вспомни мои слова – сживет он тебя со света.
Наутро Зелинский проснулся не только с головной болью, но и с распухшей ногой. Доковыляв кое-как до холодильника, он открыл бутылку пива и с трудом залез на высокое кресло возле компьютера. После первых глотков пива неприятный разговор с шефом восстановился в полном объеме. Страшнее всего было то, что до юбилея оставалось с гулькин нос времени, а успехов не было. Шеф, разозленный отсутствием результатов, дал понять, что если так пойдет дальше, то Зелинскому, несмотря на давнюю дружбу с юбиляром, придется искать другую работу.
Зелинский не верил, что ему найдут замену. Он был отменным «слугой двух господ» и умел зализывать любые проблемные места. Если он и верил во что, так это в старые истины лихих девяностых, когда он, собственно, и сошелся с юбиляром.
Новый порядок, воцарившийся в стране, требовал личной преданности, беспринципности и понимания, что «беспредел жизни» – это надолго, если не навсегда. Логика тех времен осталась с ним и после смерти юбиляра. Он не прощал обид, и формула «око за око» по-прежнему была его философией.
В это позднее утро Зелинский с кислой улыбкой смотрел на резвящихся на его столе кошек и выстраивал план мести. Первое что он сделал, – это позвонил своему знакомому критику и заказал разгромную статью о творчестве Кольцова.
– Аркадий, нарой на этого засранца все, в чем был и не был виноват.
И тут он добавил от себя то, чего и в помине не было во время вчерашнего застолья:
– Ты можешь себе представить, что этот идиот сторонник однополых браков и к тому же в борьбе за укрепление Союза писателей поддерживает не Ивана Полетова, а бесноватого заговорщика Филю Ковального?
Для Кудинова рассказ Зелинского вначале показался злобной клеветой, но поддержка Кольцовым интригана Фили Ковального и предложенный гонорар отбросили сомнения, и критик согласился написать разгромную статью. Дождавшись полдня и выпив еще пива, Зелинский позвонил Насонову.
Скандал с Кольцовым произошел неподалеку от окон комнаты Устоева, и Зелинский был уверен, что старый друг все слышал.