Воровская яма

И он не ошибся. Устоев после услышанного под окнами долго не мог заснуть. С подселившимся к нему сыном Тимошкой – невзрачным коренастым бездельником он до глубокой ночи обсуждал конфликт между Зелинским и Кольцовым. Отец и сын любили по вечерам тянуть горькую и разводить тары-бары-растабары. В произошедшем конфликте они были за Кольцова. Аборигены ДТС поговаривали, что Устоев некогда работал с Зелинским в одном издательстве, но по известной «болезни русской интеллигенции» уступил руководство организации своему напарнику. А тот, перехватив руль, каким-то образом сумел выжить своего именитого напарника. Правда это или нет, никто так и не знал. Но надо отдать должное, они сумели сохранить отношения. Впрочем, Устоев всегда знал цену Зелинскому. Он ходил с утра из своей комнатенки в роскошный номер приятеля в Новом корпусе, в сущности, для одного – поправить настроение, но исправив, в конечном итоге всегда ссорился, отвечая на матадорский мат Зелинского своим, не уступавшим по выразительности. По существу они были друзья-враги и встречались по причине своих одиночеств, а не духовной близости. Однажды, когда они орали друг на друга, уборщица на этаже с ужасом на лице спросила известного поэта и бильярдиста Виктора Нигрола: как же они пишут, когда у них половина слов – сквернословие?

– Вот так и пишут! У нас в России лучшая в мире писательская школа, а посему мат – перу не помеха!

В то утро, когда Зелинский позвонил, Устоев еще не понял, на каком он свете. Голова болела, мысли хоть и приходили, но черные. Необходимо было искать выход. А выход был один – идти на поправку к Зелинскому.

А тут оказалось, что тот сам звонит.

– Ты слышал с ночи скандал под твоими окнами? – из последних сил надеясь, что услышит нет, спросил Зелинский.

– Ну как же, слышал, как ты ни с того ни с сего на приличного человека наехал. И что на тебя нашло? Чем тебя Кольцов разобидел?

Зелинский, вступив, как тать, на губительный путь, уже не мог остановиться. Чтобы оправдать свое поведение, надо было продолжить сочинение на какую-нибудь душераздирающую тему.

– Так что случилось? – спросил Устоев, заранее намереваясь напроситься в гости, чтобы опохмелиться.

– Ты знаешь меня, Устоев, я за друзей голову отдам.

– Не только голову, но и последнюю бутылку, – с трудом пошутил Устоев.

– Но когда по-хамски обижают тех, кто мне дорог, я не могу сдержаться.

– И кого он обидел?

– Не хочу быть сплетником, но оборотней в литературе терпеть не могу.

– Ну, пошло-поехало, мне-то ты можешь сказать, из-за чего конфликт?

Чего вы не поделили? Ты, кажется, собирался ему свой опус показать, из-за него, что ли?

Зелинский только теперь вспомнил, что идея привлечь Кольцова писать пьесу пришла от Устоева, и поэтому он тотчас свернул на другую тему:

– Из-за тебя, мой дорогой, поссорились.

– Из-за меня? И по какой причине? – воскликнул Устоев, прикидывая, врет Зелинский или нет.

– Не хочу повторять эти глупости… А точнее, хамство… Заговорили о распределении дач… Из-за тебя эта тема у меня на слуху. И вдруг этого Кольцова понесло… Видите ли, Устоев как поэт… Одним словом, зависть у него капитальная… – И как опытный игрок Зелинский снова сменил тему, зная, что на этот раз будет «лев.

– Кстати, скажи мне, как ты спал сегодня? – Зелинский вспомнил, что Кольцов тревожился, что Умка из-за болезни не спит и по ночам лает. –

Там у тебя под окном щенка поселили, не беспокоит?

И вот тут первоклассный игрок Зелинский попал в десятку. Устоев сразу завелся, потому что полночи не мог заснуть из-за скулежа и призывного лая Умки.

– Хорошо, что ты мне напомнил, я сегодня собирался с этим Кольцовым поговорить. Это санаторий, а не зоопарк, пусть держит своего пса в общем вольере, а не под окнами отдыхающих.

Слово за слово, и вот уже проснулся двадцатилетний Тимошка – сын Устоева, который хоть и вполне спокойно спал этой ночью, но тотчас разделил гнев отца и даже наметил некий план, если Кольцов не уберет своего «подопечного». Все дальнейшее развивалось не хуже, чем по маслу в известном романе. Устоев посетил Зелинского, выпил сколько смог и, подогретый водкой и Зелинским, ворвался в комнату, где за письменным столом работал Кольцов. На лице Устоева было столько негодования, алкоголь так его завел, что казалось, еще мгновение, и начнется вселенский скандал. Но в этот момент, когда Устоев, сжав кулаки, готов был обрушить на Кольцова свой неправедный гнев, неожиданно за окном раздался голос Умки. Оказывается, щенок не выдержал одиночества, зубами оттянул металлическую сетку и бросился к окну Кольцова с неистовым лаем. Кольцов, обогнув занявшего центр комнаты Устоева, кинулся в дверь и выскочил наружу.

Увидев Моржика, щенок завизжал от радости и бросился на руки Кольцову.

* * *

Они побежали к Новому корпусу, потом повернули налево и спрятались за густым кустарником, подальше от людей. Собака и человек порывисто дышали, не сводили глаз друг с друга и были счастливы.

– Как же ты вырвался? – ласково спрашивал Кольцов сиявшего от счастья Умку.